«Будем любить друг друга, пока смерть не разлучит нас…» - в день свадьбы 5 мая 1956 года молодые Женя и Миша, мои будущие родители, наверняка улыбнулись, повторяя эти слова за официальной теткой в ЗАГСе, и вообразить себе в тот час не могли, что успеют прошагать рядом, прожить бок о бок целых шестьдесят бурных лет, пока смерть не разлучит.

Сегодня - день их БРИЛЛИАНТОВОЙ СВАДЬБЫ... Отец не дождался одного дня.

Он любил подшучивать над мамой, что год их совместной жизни можно засчитывать за три, как на фронте. Они были чрезвычайно эмоциональной парой, несмотря на то, что отец был по натуре закрытым тихоней. Маму в институте знали все: комсомолка, спортсменка, красавица. За ней ухаживали студенты, преподаватели, многочисленные знакомые и даже один известный дирижер. За пять лет учебы про папу она ни разу не вспомнила, пока судьба, хитро потирая руки, не свела их снова. Ведь это она привела их в один институт - Московский Экономико-Статистический. Оба поступали в МГУ на географический факультет, так этот предмет обожали. Оба сдали его блестяще. Но пятый пункт подвел: не шуточкой была в пятидесятых годах прошлого века графа национальность. Пятый пункт подписал им приговор. На следующем экзамене чересчур умных евреев-отличников завалили. На выходе из МГУ знатоков географии радостно встречали представители никому неизвестного тогда МЭСИ, и буквально под белы руки повели к себе, зачислив в студенты, чуть не автоматом.

Тогда они впервые увидели друг друга, но красавица Женя Скепнер тут же забыла о существовании молчаливого и скромного Миши Каневского. Окончен институт. Молодых специалистов распределяли по городам Союза. Москвичей да еще с красными дипломами непременно должны были оставить в Москве, но… не с пятым пунктом.

Ну что ж, Петрозаводск – не самое плохое место на земле. Судьба свела их в Карелии на три прекрасных года. Как же было не пожениться?

Шесть десятков лет родители прожили вместе. Не скажу, что голубками, скорее, парой итальянского розлива: ужасно вспыльчивой, вечно шумной, крикливой, эмоционально ссорящейся по всякому пустячному поводу. Но… оба были глубоко порядочными людьми, кристально идейными, честно строили светлое будущее страны, свято веря в коммунизм, ходили повсюду вместе, читали одни и те же книги, смотрели в одну сторону, любили слушать Райкина, цитировали Ильфа и Петрова, пели песни Клавдии Шульженко и Марка Бернеса, обожали французский шансон.

Отец всю жизнь проработал в ГИПРОМОЛПРОМе, занимаясь технологиями производства сыра и молочных продуктов. Был тихим и справедливым начальником, работал больше своих подчиненных. Как-то на пять лет его выдвинули на пост председателя месткома в эпоху самого жесточайшего дефицита, и хоть бы какую дефицитную мелочь принес в дом. «Смотри, согласишься на второй срок, домой не приходи!», - ругалась мама, которой завидовали подруги, считая ее дом полной чашей. Мама была начальником Управления в ЦСУ РСФСР, вечно на работе допоздна или в командировках. А в доме двух больших начальников полным был только холодильник, да книжные полки. Всю зарплату родители спускали на многочисленные тома, подписываясь на собрания сочинений, привозя хорошие книги из командировок. За всю жизнь не накопили ни на дачу, ни на машину, ни на нормальную квартиру. Всю молодость провели в коммуналках, полжизни – в двушке панельной пятиэтажки. Мама с Цветного бульвара (дом, что рядом с цирком, до сих пор сохранился) позволила отцу увезти себя в район Дегунино на улицу Ивана Сусанина, где я и окончила чисто пролетарскую школу рабочей окраины (таксисты не верили, думали, что над ними издеваются, когда адрес называли).

"Мужчины в доме нет, - говорила мама, - ни гвоздя в стенку вбить, ни лампочку вкрутить!" – на все хозработы приходилось вызывать специалистов из ЖЭКа. Зато папа знал географию всего Советского Союза вдоль и поперек и даже наизусть все ж/д расписание. Вот разбуди его ночью и спроси, какой поезд идет из Москвы в Алма-Ату или Душанбе, и он тут же выкладывал, мол, номер такой-то, прибывает во столько-то. А еще папиной слабостью были кошки, тигры, рыси и блондинки типа Ирины Мирошниченко. Мама снисходительно подзуживала папу, когда на экране телевизора появлялась Людмила Сенчина: «Беги скорей, твоя красотка Люся поет…». «Деда-Миша –во-парниша!» - показывала наша маленькая дочь большой палец, и все радостно смеялись.

Папа умер прошлой ночью. Попав в больницу с инсультом 12 февраля, он так и не вышел на свободу. Тяжелого лежачего больного с трахеостомой и пищевым зондом ни одна больница не хотела лечить. Нет у нас в России реабилитации. Отработанный материал восстановлению не подлежит. Упал? Лежи тихо.

В паллиативных отделениях только провожают, особо не задерживают.

Накануне мы всей семьей строили планы, как придем в больницу 5 мая - с цветами, шарами, шампанским, сладостями, чтобы повеселить - подсластить нашему папе-дедушке и его собратьям по несчастью горькое пребывание в палатах паллиативного отделения.

Я так хотела, чтобы мама с папой обнялись, поцеловались, а потом папа сказал бы маме, как он всю жизнь ее любил (он весь месяц репетировал, чтобы звучало не глухо, а громко и внятно: «Женя, я тебя люблю»), а мы бы стояли вокруг кровати счастливые и плакали…

Завтра мы тоже будем стоять вокруг и плакать, провожая папу в последний путь…