«Первую мою большую роль из фильма полностью вырезали»

– Оксана, можно ли утверждать, что ваш творческий путь был устлан розами? Со стороны кажется, что с первых ваших спектаклей началось признание критики, зрителей и театральной общественности…

– Было бы здорово, если бы так все и было. У меня-то просто ощущение, что я живу без выходных, в постоянном цикле нескончаемых виражей. Просыпаясь утром, иногда просто вынуждена сосредотачиваться на том, где я, что я, как меня зовут, поэтому не ощущаю времени, возраста, того, что люди стараются отслеживать. Я стараюсь не задумываться, не рефлексировать, ведь сколько раз было: ты год репетируешь какую-то пьесу, а потом играешь один раз, и спектакль не пошел, а работа вложена колоссальная. Такие моменты были с самого начала моей биографии, относиться надо к этому философски.

А вспомнить кино! Первый раз я снялась в фильме «Менялы», пришла с друзьями на премьеру, а всю мою роль вырезали, оставили один крошечный эпизод, где я сижу в темноте на коленках у главного героя, а роль-то была большая, но надо было сократить фильм, и пожертвовали всей линией моей героини. Другой фильм – «Силуэт в окне напротив», в котором я снялась вместе Игорем Волковым и Рамазом Чхиквадзе, – был продан на Запад, его видела моя одноклассница в Турции на турецком языке, в России этот фильм вообще не шел.

Иногда меня люди спрашивают: «Куда вы исчезли? Вас хочется больше…», а ведь я никуда не исчезла, все время работаю, только часто непонятно, что станет твоей глобальной работой, а что уйдет в песок.

– Вы ведь еще и музыкальным творчеством занимаетесь (актриса собрала команду музыкантов «ОКСи-РОКс» и стала выступать как рок-певица. Она также играет на скрипке и пишет стихи для песен. – Ред.), но широкой публике оно неизвестно. Вы сознательно выбрали камерность?

– Тут дело не в камерности, просто в шоу-бизнес я не стремлюсь, не хочу быть во власти каких-то продюсеров, быть в чуждой мне тусовке. Наши песни звучат в Интернете, это очень важно для нас, потому что сегодня Интернет – более яркий, правдивый и честный способ общения между людьми, потому что телевизор – зомбоящик. Я не говорю своим музыкантам, что они для меня на втором месте, а театр – на первом, просто жизнь идет так. Предложения поступают от театра, и я счастлива…

– Ваш знаменитый спектакль «К.?И. из «Преступления» Камы Гинкаса, кажется, идет больше пятнадцати лет?

– Он идет в ТЮЗе уже семнадцать лет. Время изменилось, спектакль иной, но главное, что он живой… Спектакль может случиться, а может не случиться, задача актера – чтобы это случалось каждый раз. Ты живешь в состоянии какой-то странной эйфории и готовишься, грубо говоря, к какому-то моменту вдохновения, которое нельзя предугадать, оно возникает в разные моменты спектакля: сегодня в эту секунду, а завтра – в другую, и ты со своим организмом как-то хитришь, но все равно ничего не знаешь.

Вообще, актерская профессия – до сих пор изучаемая и непостижимая, эту науку я продолжаю изучать и отношусь к этому очень серьезно. Ну, представьте, ведь есть люди, у которых после спектакля меняется мировоззрение, они возвращаются домой и живут по-другому.

– Вы не созрели еще до передачи своих знаний и опыта студентам?

– Я уже пробовала преподавать, целый год вела занятия в Музее Булгакова для детей и подростков, нам было очень интересно, но пока держу паузу, потому что слишком большие нагрузки у меня, физически просто не успеваю. В свое время Елена Цыплакова приглашала меня во ВГИК к себе на курс, но я слишком увлекающийся человек, я боюсь, что заброшу все и буду только этим жить, а это слишком много берет энергии. Конечно, это все и возвращается, но пока я не готова, еще подожду. Скорей режиссура является для меня педагогикой (актриса пробует себя драматическим режиссером в Театральном братстве Оксаны Мысиной. – Ред.). Те актеры, с кем я поработала, становятся членами моей команды, живут теми же ритмами, мы хорошо чувствуем друг друга, ходим на премьеры друг к другу.

 

– Вы формировались в эпоху застоя, пассивности и фальши. Как вам удалось вырасти такой свободной и активной?

– Я жила в ощущении презрения к взрослым людям, потому что вранье и лицемерие царили повсюду, притом что мои родители все говорили открыто, и в нашем доме всегда звучала другая музыка, не та, что по радио и с экрана.

– Расскажите о своих родителях, о семье…

– Моя мама работала во ВНИИЯГе (Всероссийский научно-исследовательский институт ядерной геофизики и геохимии), возглавляла лабораторию, прогнозировала землетрясения, была активной, всегда всех защищала, везде говорила правду. Ко мне на выступлениях иногда подходят люди, чтобы сказать несколько хороших слов и передать благодарность моей маме.

Отец служил главным инженером на шахте. Он много сделал, чтобы облегчить шахтерам их тяжелый труд. Однажды его пытались завербовать органы, но он придумал отмазку, что он – скрытый пьяница: «Вы знаете, я… пью, а уж когда напьюсь, то все расскажу!». Так что папа чести своей не запятнал, и на органы никогда не работал.

У меня очень талантливая сестра, музыкант. Благодаря тому что ей надо было серьезно играть на скрипке, мои родители перевезли нас учиться в Москву.

У меня замечательный муж, который уже больше двадцати лет живет в России (супруг Оксаны американец Джон Фридман – театровед, драматург, писатель.?– Ред.), уже может баллотироваться в президенты, как вычитал в нашей Конституции поэт и писатель Виктор Коркия, наш талантливый друг. Джон – космополит, он всех воспринимает с большой буквы, любую нацию, любую культуру, он с таким интересом относится к людям, и у него нет различий. Мы с Джоном уже двадцать два года вместе как один день… Так что с окружающей средой мне повезло.

– Читала, что в детстве вы были бесстрашной пацанкой, ловили с мальчишками змей, но чего-то и вы ведь боялись?

– Похорон. Я все детство прожила в Донбассе. Случалось много смертей в шахтерских завалах, а это ведь были отцы моих друзей из детского сада, соседи по двору. Постоянно шли похоронные процессии, оркестры, слезы… Отец каждый день спускался в шахту, и мы провожали его как на войну. Он неоднократно спасал людей и сам был ранен.

– Вы успеваете заниматься и театром, и музыкой, и кино, и радио. Как вы заряжаетесь энергией?

– Заряжаюсь я от общения, мы все заряжаемся друг от друга, меня подпитывают люди, с которыми я работаю и с которыми мне хорошо, наше пространство становится положительно заряженным, а жизнь – более осмысленной.

– Как вы умудряетесь поддерживать свою физическую форму, ведь еще надо в течение суток как-то выглядеть? Что полезного для себя вам удается сделать?

– Каждое утро, после того как я выпиваю свой любимый кофе, я натираюсь оставшейся гущей в ванной, потом обливаюсь прохладной водой, потом растираюсь жесткой щеткой. И еще один секрет: после душа я не вытираюсь полотенцем, а руками массирую все тело, что очень разогревает, заодно и лимфо­дренаж происходит.

– Приходится ли вам с собой бороться, чем вы недовольны в себе?

– Актерская профессия иногда заставляет что-то проверять в жизни, и для близких это бывает невыносимо. Представьте, если я репетирую Медею, какие пожары вокруг меня происходят? К счастью, мои родные и близкие – мудрые и терпеливые люди, они меня понимают и принимают. А после премьеры со мной уже можно нормально сосуществовать.

Когда я играю Достоевского (спектакль «К.?И. из «Преступления»), там умираю в конце, я это сыграла уже 331 раз, и у меня есть ритуал: после спектакля я забегаю к родителям, они живут неподалеку от ТЮЗа, мама меня долго обнимает, жалеет, потом уже кормит, весь стресс снимается, я к Джону уже возвращаюсь счастливая, могу жить дальше. Каждый спектакль – это бой, никогда не знаешь, чем все кончится…

 

Лариса Каневская Статья из газеты: «АиФ. Здоровье» № 5 02/02/2012