АЛЕКСАНДР ФИЛИППЕНКО



– А вы читали когда-нибудь Высоцкого в этих стенах? Вы ощущаете внутренний трепет?

– Нет, не читал. Но мы вместе когда-то на этих подмостках выступали. Конечно, площадка памятная, и некоторый трепет, разумеется, есть. Я вот недавно показывал Таганку своей дочке (она у меня помощник и звукорежиссер всех программ) заветное закулисье, и там мы как раз столкнулись с Золотухиным, и сразу обо всем договорились. Его величество – случай! Он играет в творческой биографии актера главную роль. Важно быть готовым к этому случаю, вот что: мы ведь в одной гримерке с Валерой сидели, и он когда-то предложил мне поехать с ним сниматься в «Бумбараше»…

– Над вами есть сегодня какое-то руководство?

– Непосредственное руководство, конечно, есть, когда работаешь по договору: это и театр имени Моссовета, и Москонцерт, и дирекция «Современника», но главный начальник – это, конечно, моя семья. Так что после заседаний нашего домашнего «худсовета», моей главной дирекции, я и отбираю репертуар.



– Александр Георгиевич, прошли времена удушающей цензуры, всякого рода комиссий, но с экранов и театральных подмостков хлынула страшная лавина, сметающая весь культурный слой на своем пути. Как вам удается сегодня сеять «разумное, доброе вечное»?

– Очень сложно всё. Сегодня у нас другая страна, другая планета, но важно, что все зависит сейчас от вас лично. В советское время достаточно было двух-трех аллюзий, двух-трех намеков, а теперь надо выкладываться весь сольный концерт, все же зависит от тебя. Поэтому я не участвую в сборных концертах, разве что с моими друзьями, будь то Гафт или ансамбль Алексея Уткина. Когда-то от Театра Вахтангова мы выступали вместе с Михаилом Александровичем Ульяновым. Еще была такая концертная бригада: Высоцкий, Хмельницкий, Таня Сидоренко, я. В студенческом театре мы с Семеном Фарадой выступали на эстраде с концертными номерами. А вообще я на сцене выступаю с 1958 года. Сначала была «Гармонь» Твардовского, потом светловские стихи, потом студенческий юмор, потом Гоголь, Салтыков-Щедрин, Зощенко, вот так все развивалось…Но главное, у меня есть возможность действительно делать то, что я хочу, и в удовольствие. Вот огромное количество моих киноролей и программ – и мне ни за что не стыдно, все они памятны, и о каждой можно рассказать, и каждая греет тебя какими-то приятными воспоминаниями. Но я волнуюсь каждый раз потому, что зритель – это составная часть спектакля, причем непредсказуемая.

– Как-то вы сказали, что чувствуете себя рыбаком, ловящим рыбу на удочку, когда у вас «клюет», вы эффектно выдерживаете паузу и подсекаете добычу…

– Самое главное, у рыбака должна быть наживка. Я каждый раз насаживаю на крючок разную наживку, и мне самому интересно, на что клюнет. Даже когда ты выступаешь в маленькой аудитории, ты волнуешься, ты собираешься. Этому давно меня научил Михаил Ульянов: какие бы споры, какие бы отношения ни были с партнерами, все это надо оставить за кулисами, в буфете, а когда ты выходишь на квадрат сцены, нужно быть очень ответственным и внимательным, потому что сцена не прощает, ты в одну секунду можешь растерять все свои завоевания.

– А какую самую большую аудиторию вам удавалось накрыть своей «рыболовной сетью»?

– Это были концерты, которые назывались «С музыкой вокруг смеха», в начале восьмидесятых. 1 апреля – день рождения Николая Васильевича Гоголя, и я в конце выступал с монологами Гоголя, и три тысячи зрителей замирали в одну секунду. Это, конечно, к искусству отношения не имеет, это – такая охота, когда ты можешь погибнуть, эта лавина может тебя накрыть. Я вспоминаю концерты в «Олимпийском», это ж полстадиона перекрыто, а вся остальная половина ждет тебя, и ты идешь из гримерки через поле к занавесу, а на той стороне шум тысяч людей… Я после выступления шел домой пешком по бульвару, чтобы восстановиться (такой был сильный обмен энергией).

– По роду своей театрально-концертной деятельности вы просто обязаны «перелопачивать» горы литературы. Чем вы руководствуетесь, когда решаете что-то включить в программу?

– Мне многое подсказывают друзья, что-то вспоминаю, например, что мы играли в студенческом театре, в студии МГУ «Наш дом», где во главе был триумвират: Рутберг, Розовский, Аксельрод. В начале шестидесятых мы впервые открывали для себя и Платонова, и Булгакова, мы в то время не знали этих фамилий, эти книги не издавались: «Голубая книга» Зощенко, полузапрещенные Ахматова, Цветаева, но эти далекие шестидесятые остались самыми памятными в моей творческой биографии. Как хорошо об этом сказал Сергей Юрский в спектакле «Предбанник»: «Мы пришли из тесноты и неволи, где у нас была свобода плевать на эту тесноту и неволю…». Следующее слово после свободы я бы поставил «ответственность»: а что ты лично можешь сделать?! А уж дальше по Левитанскому: «Каждый выбирает для себя: женщину, религию, дорогу, дьяволу служить или пророку, каждый выбирает для себя…».

– Достаточно ли вам собственного режиссерского опыта?

– Нет-нет, мне обязательно нужен режиссер, конечно, хотелось бы, чтобы Виктюк или Стуруа сидели в зале и тебя подправляли…

– У вас ведь и никаких атрибутов нет, разве что клетчатый пиджак. Кстати, а почему всегда клетчатый?

– Ну, так получилось...

– У Жванецкого – портфель, а у вас – клетчатый пиджак?

– Вообще-то не всегда. Солженицына я читаю в черном. Давид Боровский, с кем мы начинали, сказал мне: «Никаких бушлатов, будешь в строгой черной тройке…». И Гоголя я, конечно, читаю не в клетчатом пиджаке…

– А в каком?

– В полосатом (смеется)…

– С вами всегда работает ваша дочь в качестве звукорежиссера…

– В начале девяностых мы с друзьями: и Жванецкий, и Карцев с Ильченко, и Градский, и Камбурова – участвовали в культурных программах Одесского пароходства. Туда можно было приехать всей семьей. Сначала это были круизы по Черному морю, а когда открылись границы, то буквально по всему миру. И дочка всегда была с нами. Я ей как-то сказал: «Вот же у тебя всегда плеер с собой, там есть кнопка, ты можешь ее нажать в конце моего выступления и включить мне рок-н-ролл». Она знает весь мой репертуар, и если мы меняем что-то, импровизируем, можем за полчаса все оговорить.

– Дети актеров растут за кулисами, а ваша дочь выросла на гастролях, вы как себе ее будущее представляли?

– «Выросла» она в МГИМО, у нее есть специальность, есть английский и итальянский. А работа со мной – это ее хобби, удовольствие, хотя свой процент она получает, но это – коммерческая тайна…

– И в связи с предстоящими майскими праздниками не могу не спросить: что для вас праздник?

– Это - отдых. Раньше это была активная театральная деятельность: в театре были детские спектакли, и я с удовольствием играл. Кстати, пока с вами говорил, вспомнил: у меня ведь много программ, штук десять, наверно, и пора пока остановиться, но детскую программу я все же хочу сделать. «Недопесок» Юрия Коваля – это моя мечта! Не только дети, но и бабушки будут смеяться…

http://www.newizv.ru/culture/2012-04-25/162797-akter-aleksandr-filippenko.html

«Новые Известия» 25 Апреля 2012 г