Лауреатом премии «Поэт» 2015 года стал поэт, драматург, бард Юлий Ким. 28 мая в центре Русского зарубежья при большом стечении народа, на глазах у всего литературного бомонда прошло торжественное вручение премии.
На сцену поднялся координатор премии «Поэт», главный редактор журнала «Знамя» Сергей Чупринин и объявил, что перед Обществом поощрения русской поэзии не стоит задача назвать лучшего русского поэта из ныне живущих, но…одного из лучших.
Затем выступил Леонид Гозман: «Каждый год Сергей Иванович приглашает меня на сцену, но я вас уверяю, что премия поддерживается фондом «Достоинство», и механизм ее финансирования, к счастью, устроен так надежно, что не зависит от конкретных лиц. Так что премия будет продолжаться…». И добавил, иронично заметив: «Власть сегодня очень помогает поэзии, надо ее за это поблагодарить: то одно запретят, то другое – закроют, а это всегда на поэзию действовало тонизирующе…».
Смех в зале
Далее речи друзей и коллег последовали одна за другой.
Вениамин Смехов
- Я сейчас скажу от простых людей, поскольку ничего не понимаю в этом сложном и запутанном поэтическом хозяйстве: лучший, худший и пр. Мне так посчастливилось, что вот мы были совсем юные в начале Таганки, справляем свадьбу Володи Высоцкого, сидим на деревянных досках, положенных на табуретки. Володя, как герой вечера, назначает выступавших. Я прочел стих, Золотухин что-то спел алтайское, а Володечка Абдулов по заказу Высоцкого спел Юлия Кима. Вот так началось мое знакомство с Кимом. И хочу тебе, Юлик, спеть: «Как Ким ты был, так Ким ты и остался».
Дело было, наверное, в девяностом первом году, когда в МДМ на Фрунзенской вспоминали Андрея Дмитриевича Сахарова, тогда Юлик прочитал стихи. Я очень плохо учу стихи, но это произведение выучил сразу и помню до сих пор:
"Ну, ребята, - все, ребята, Нету ходу нам назад,
Оборвалися канаты, Тормоза не тормозят.
Вышла фига из кармана, Тут же рухнули мосты,
А в условьях океана Негде прятаться в кусты.
И дрожу я мелкой мышью За себя и за семью:
Ой, что вижу! Ой, что слышу! Ой, что сам-то говорю!
Как намедни, на собранье Что я брякнул - не вернешь...
Вот что значит воздержанье, Вот, что значит невтерпеж!..
И я чую, как в сторонке Востроглазые кроты
Знай. фиксируют на пленке Наши речи и черты.
Зубы точят, перья тупят, Шьют дела и часу ждут,
И, уж если он наступит, - Они сразу к нам придут.
И прищучат, и прижучат, И ногами застучат,
Отовсюду поисключат И повсюду заключат.
Встанешь с видом молодецким, Обличишь неправый суд...
И поедешь со Жванецким Отбывать, чего дадут.
Ибо все же не захочешь Плохо выглядеть в глазах,
Значит, полностью схлопочешь, Так что, братцы, дело швах.
Так что, братцы, нам обратно Ветер ходу не дает.
Остается нам, ребята, Только двигаться вперед!"
И в заключение еще раз скажу, к общей радости: «Как Ким ты был, так Ким ты и остался!».
Мариэтта Чудакова
- Хочу поблагодарить вас, Юлий Черсанович, от имени нескольких поколений за все, что вы сделали для нас в духовном и эмоциональном смысле, спасибо вам большое!
И дальше я постараюсь уложиться в отведенные мне три минуты.
Есть такие строки у Юлия Кима: «Конечно, ужасно, нелепо, бессмысленно, о, как бы начало вернуть. Начало вернуть невозможно, немыслимо, и даже не думай, забудь…». По законам литературной эволюции, которая непознаваемо идет своим путем, независимо от того, что творится вокруг, вернулось в конце пятидесятых годов в лице и Галича, и Окуджавы, и Кима, вернулось НАЧАЛО поэзии цивилизованного человечества. Смешно сегодня слышать, что поэзия под музыку – это что-то другое, что-то недостаточное, но уже на первом курсе филфака знают, что поэты пели стихи под музыку, это были первые барды, а рапсоды пели чужие стихи, то есть были исполнителями. Считается, что невозможно познать путь литературной эволюции, но я выскажу свое предположение. Сталинское время, по которому сегодня многие тоскуют, на самом деле обозначало для тех, кто тоскует, мажорные песни: «Нас утро встречает прохладой…», - а не что-то конкретное. Чтобы покончить с этим советским языком через несколько лет после 1953-го года, недостаточно было просто слов, понадобились слова под музыку, вот почему пришли эти люди, и среди них – Юлий Ким. Именно они для мыслящего большинства преодолели это «утро встречает прохладой». И вот, что я еще хочу казать. Посмотрите, какое владение - любуюсь всегда - всеми стилями языка, какое легкое жонглирование обломками разнообразных идиом: «До чего же нас заела наша честная среда…», - «А кто меня, куда влекет по белу свету…», - За одно это «влекет» можно сразу поэту Премию давать. Какое владение разнообразными регистрами! Об этом прекрасно сказал Булат Окуджава: «Вот приходит Юлий Ким и смешное напевает. А потом вдруг, как заплачет, песню выплеснув в окно. Ничего дурного в том: в жизни всякое бывает – то смешно, а то и грустно, то светло, а то темно…». Вот это, конечно, замечательный портрет Кима. Его стихи всегда остры и актуальны. Вот, например, стихи восьмилетней давности, а посмотрите, как они, увы, современно звучат. Это «Баллада о том, как Александр Галич посетил Москву», отрывком из которой я и хочу закончить свою речь:
- Ну, привет, говорю, принимай меня.
Всё же вроде бы не чужой.
- Ох ты, батюшки, я вся внимание!
Не узнала, прости, дорогой.
Позвонил бы, уж мы б тебя встретили.
Ты по делу сюда или так?
- У меня девяностое летие,
Всё ж я Галич, небось, как-никак.
- Как же, помню, мадам Парамонова.
Эти, как их там... облака.
Может, есть у тебя чего нового?
- Да пока не скудеет рука.
Есть баллада про новых зека,
Есть канкан ветеранов Чека,
Есть про Путина пара стишков,
Есть комедия «Вас вызывает Лужков»...
А она мне: «Любименький бард ты мой,
Разгребатель родного дерьма...
Значит, даже могила горбатому
Не сумела исправить горба?
Я б дала тебе, Сашенька, выступить,
Но не вижу для этого мест:
Всё, блин, занял Каспаров под диспуты,
Да Лимонов с Рыжковым под съезд.
Ни принять, ни обнять, ни пригреть тебя –
Аж, мне стыдно самой от себя.
Ты давай, приезжай на столетие –
Я на подступах встречу тебя!»
Дмитрий Быков
- Я приветствую Юлия Черсановича Кима от лица его родного МГПИ, где я работаю сейчас скромно доцентом, и где его малоизменившееся лицо рядом с другими замечательными людьми украсило теперь третий этаж - наш ректор помнит наших героев.
Я хочу поздравить Юлия Черсановича еще от имени не могущей, к сожалению, присутствовать здесь по состоянию здоровья коллеги по цеху авторской песни Новеллы Николаевны Матвеевой, которая передает вам вот эти вот книги и свои поздравления и надеется на ответную пачку…
Смех в зале
Что касается меня, то я лично постараюсь поздравить вас, Юлий Черсанович, в самой краткой форме – форме сонета. Эта форма не предполагает многословия, но поскольку с годами память отказывает, приходится читать с гаджета, сейчас попробую…
Открыть не получилось, поэтому я прочту ту часть сонета, что помню, а именно, первый катрен и последнее двустишие:
Не самый лучший год в одном из лучших мест
По давней формуле изгоя-ленинградца
Чей постимперский культ, как можно догадаться,
Еще не надоел, но скоро надоест.
......................................................................
Но год в историю войдет неколебимо,
Как год отчаяния и награжденья Кима.
Евгений Евтушенко
- Ну что вам сказать, во-первых, я должен признаться. С той поры, как я стал членом жюри, я настойчиво добиваюсь, чтобы премию получил другой человек, вовсе не Юлик. Юлик, я у тебя прошу прощения за это, потому что ничего отрицательного по отношению к тебе в этом не было. Если меня оставят в жюри, жалеючи меня за мой возраст, то я все равно продолжу выдвигать того же человека, я имею ввиду - Наума Коржавина, замечательного поэта.
Аплодисменты
Я абсолютно был уверен, Юлик, что ты зааплодируешь, как только я произнесу эту фамилию, потому что наше поколение невозможно представить без него. Я увидел его впервые в 1948-м году в Литературном институте, когда приехал со станции Зима. Там был вечер поэзии, на котором Коржавин читал свои великие строчки, навсегда мне запомнившиеся: «Там, но открытый всем, однако, встал воплотивший трезвый век суровый жесткий человек, не понимавший Пастернака…», - И другие замечательные стихи, посвященные Некрасову: «…А кони - всё скачут и скачут, а избы - горят и горят…». Я понимал, хотя был совсем еще сосунок, что это был большой поступок. И мне нравятся его стихи, и я снова буду добиваться вручения ему премии, покуда меня не изгоните из жюри. И это было единственной причиной, почему я не выдвигал тебя, Юлик. Но, тем не менее, хочу тебе сказать, что я всегда к тебе очень хорошо и тепло относился. Когда я тебя встречал, где бы то ни было, ты помнишь, на моем лице всегда появлялась улыбка. Ты ее рождал эту улыбку, даже если у меня было плохое настроение. И вместе с этой улыбкой пробуждалась вера в то, что все-таки в этой трудной жизни можно добиваться чего-то честного и большого, и у тебя есть стихи, которые олицетворяют это.
-----------------------------------------------------------------------------------------------------
В финале вечера выступил сам виновник торжества - Юлий Ким:
- Такого рода события нечасто случались в моей жизни, поэтому, когда я понял, что мне нужно завершать церемонию заключительным словом, отнесся к этому с огромной ответственностью и стал придумывать текст. Я-то думал, что я – заслуженный мастер литературного слова, преподаватель литературы и русского языка, легко справлюсь с поставленной задачей. Ничего подобного. Я мучился над первой фразой часа два. И я ее написал, сейчас я ее прочту: «Мой низкий поклон и сердечная благодарность всем, кто счел меня достойным столь высокой чести!». Вторая фраза заняла у меня часа полтора, но она выглядит живее, чем предыдущая, потому что она - приблизительно такая: «Такого рода награду, как правило, рассматривают как аванс на появление будущих шедевров, но в моем возрасте это, скорее, получка…».
Смех в зале
Ничего фраза, сказал бы Жванецкий. Дальше я долго размышлял и писал фразы, но я не буду все это зачитывать вслух, а просто скажу, что, конечно, слова благодарности и чувство благодарности адресуются всем вам, кто пришел сюда и всем, кто не смог сюда придти, но все равно разделяет общие чувства. И, конечно к тем, кто слушает нас с небес, многим из которых я обязан всем тем, что я есть и всем тем, что я сделал. Я уж не буду их перечислять. Каждое имя мне дорого, их так много, что одно только перечисление заняло бы долгое время. Я скажу только, что два прекрасных имени, два светила озаряли мой сложный творческий жизненный путь, два великих наших поэта, чьи имена я немедленно должен произнести. Это – Булат Окуджава и Давид Самойлов. Булату Окуджаве я очень многим обязан. Начнем с того, что он очень любил слушать мои песни.
Смех в зале
Далее, Булат в свое время похвалил мою драматургию в виде пьесы «Ной и его сыновья», и в той же статье, где он ее хвалил, он отменил мой псевдоним. Это было в 1985-м году, и по его призыву я отказался от псевдонима Михайлов, который шестнадцать лет прикрывал мои антисоветские уши. Далее, Булат сосватал меня в мою первую заграничную поездку в жизни не куда-нибудь, а в Данию. Это привело к появлению первой книжки моих стихов именно в Дании, на русском языке в датском переводе. Затем Булат сосватал меня еще и в Париж, благодаря ему, я познакомился с Парижем в 1989-м году. Наконец, Булат посвятил мне два превосходнейших стихотворения. И даже после его ухода - Государственной премией, которую я получил в 2000-м году, я тоже обязан ему: она носит имя Булата Окуджавы. Понятно, что общение с ним было для меня дороже всего этого, и его песни и стихи оказали прямое и неотразимое влияние на мои песни и стихи.
Что касается Давида Самойлова, то я смело могу сказать, что мы с ним дружили, и я довольно много времени провел в его любимом Пярну, где мы часто встречались и беседовали. За время этих бесед я проникался и его мудростью и его неистощимым юмором, и много чем. Много чему научился я у Давида Самойловича, особенно, его виртуозному обращению со словом, что получило отражение в небольшой поэме, которую я сочинил о Пярну, о моем пребывании там и о Давиде. Там были такие строчки:
Люблю небрежную рифмовку,
Различных звуков подтасовку –
Мне б только гласные сошлись.
А не сойдутся – я сошлюсь
На классиков: Давид Самойлов
Словечко за меня замолвит,
Поскольку сам рифмует так,
Как ни один не смеет так!
Теперь я просто обязан прочесть стихотворение, которое многие из вас слышали как текст музыкальный, и музыку для этого стихотворения написал присутствующий здесь давний друг и соратник Владимир Сергеевич Дашкевич, но мне захотелось прочесть это как стихи. Стихи эти написаны по просьбе Юрия Федоровича Карякина, который вел на телевидении учебные передачи на три своих излюбленных темы: Достоевский, декабристы и Пушкинский лицей, вот для передачи о Пушкинском Лицее он попросил у меня стихи, а у Дашкевича музыку, и мы это ему предоставили. Стихи так и называются «19 октября»:
На пороге наших дней
Неизбежно мы встречаем,
Узнаём и обнимаём
Наших истинных друзей.
Здравствуй время гордых планов,
Пылких клятв и долгих встреч!
Свято дружеское пламя,
Да не просто уберечь.
Всё бы жить, как в оны дни -
Всё бы жить легко и смело,
Не высчитывать предела
Для бесстрашья и любви.
И, подобно лицеистам,
Собираться у огня
В октябре багрянолистном
Девятнадцатого дня.
Но судьба своё возмёт,
По-ямщицки лихо свистнет,
Всё по-своему расчислит, -
Не узнаешь наперёд.
Грянет бешеная вьюга,
Захохочет серый мрак.
И спасти захочешь друга,
Да не выдумаешь как.
На дорогах наших дней,
В перепутьях общежитий,
Ты наш друг, ты наш учитель -
Славный пушкинский лицей.
Под твоей бессмертной сенью
Научиться бы вполне
Безоглядному веселью,
Бескорыстному доверью,
Вольнодумной глубине.
Вы расслышали не только подражание Пушкину или мысли о Пушкинском Лицее, но здесь были мысли и о моем поколении. К году, когда это было написано уже был пройден большой путь, исполненный всякого драматизма и трагедий. С этим стихотворением связана одна очень лестная дл мен история. Когда в новейшие времена все школы стали превращаться в колледжи, гимназии и лицеи, в «Московской правде» появилась одна статья об одном из московских лицеев. Содержание статьи я не помню, но эпиграф был таков: «В октябре багрянолистном Девятнадцатого дня». А. Пушкин».
Смех и аплодисменты в зале
Заметка была тут же вырезана и теперь висит в рамочке в квартире моей дочери. Когда я прихожу в гости, то всегда в задумчивости останавливаюсь перед нею…
Смех
Тут неоднократно говорилось о моей гитаре и о моих песнях, как же я мог уклониться.
Но, тем не менее, я сначала продолжу стихотворением:
Ведь это невозможно представить и в мечтах:
Какой концерт, ребята, идет на небесах!
Какие там гитары сегодня собрались!
А кто сидит в партере, по-братски обнявшись!
Лексан Сергеич Пушкин с Самойловым сидят,
И тот ему толкует, кто Галич, кто Булат.
Недавно А. Володин, точнее, Шура Лифшиц
Явился среди них и создал обстановку,
слегка подсуетившись, беседой на троих.
Иосиф Алексаныч, без устали куря,
Кричит: "Эй, Женька Клячкин! Пой, но только не меня!"
В моих стихах свой мелос его тебе не спеть!
Недаром Сашка Кушнер не может вас терпеть!"
Сергей же Алексаныч, наклюкавшись опять,
Все рвется за кулисы Володю повидать.
Влача с собой за руку несчастную Дункан,
Буян на всю округу грохочет, как вулкан:
— Проведите! Проведите меня к нему!
Я хочу видеть этого Человека!
А Юрий Осич Визбор спел "Милую мою"
И вышел просвежиться у неба на краю,
Мартынова с Дантесом слегка пихнув плечом,
которым вход на праздник навеки запрещен.
Глядит на нас оттуда наш славный капитан
И говорит негромко: «Ребят! Ну? Где вы там?»
«Мы скоро, Юрий Осич! Потерпишь, не беда.
Там петь мы будем вечно,
А здесь - еще когда...»
Да здравствует Поэт Юлий Ким, который вместо торжественного и пафосного финала берет гитару и запросто поет гениальную песню гениального Остапа Бендера:
- "Нет, я не плачу и не рыдаю, На все вопросы я с улыбкой отвечаю, что наша жизнь? Игра, и кто ж тому виной, что я увлекся этою игрой. И перед кем же мне извиняться, Мне уступают, я не в силах отказаться, И разве мой талант, и мой душевный жар Не заслужили скромный гонорар? Пусть бесится ветер жестокий, В тумане житейских морей, Белеет мой парус такой одинокий, На фоне стальных кораблей…»
та-ра-дарам-парам!!!