- Полина, вы - видный представитель своего поколения, несмотря на то, что сами относитесь к этому иронически. Но ведь вы, на самом деле, востребованы и в театре, и в кино, и многие молодые люди, штурмующие театральные училища, мечтают именно о такой популярности. Почему вы не любите касаться этой темы. Воспитание или семья не дают вам считать себя успешной?

- Я просто не знаю, что значит «успешность», есть какое-то определение успешности? Я не считаю, что соответствую успешности в современном ее понимании. Скорей всего, я – человек «широко известный в узких кругах».

- Вы скромничаете. У вас много поклонников, и хотя в Театр Фоменко могут попасть немногие, в кино охват аудитории намного больше, так что зрителей, знающих и любящих вас, достаточно…

- Не знаю, я не очень за этим слежу, и не могу сказать, что с большим восторгом отношусь к своим работам в кино, то есть считаю, что не умею сниматься в кино или мне просто не попадалось такой работы, где я могла бы себе понравиться. В театре мне на себя любопытней смотреть.

- Вашим главным Учителем в жизни и профессии вы считаете Петра Наумовича Фоменко. А кто еще оказал влияние на вашу жизнь?

- Очень многие люди: и те, которые живы, и те, кого не стало, и те, кто умер до того, как я их узнала. И потом: книги, живопись, музыка, режиссеры, Кира Муратова, Пина Бауш, многие другие... Я никогда в живую не видела спектакль Эймунтаса Някрошюса «Квадрат», но считаю, что этот спектакль, увиденный в записи, определил мое восприятие театра, многое дал моему личному пониманию театра.

- Были ли у вас кумиры среди актеров, помните, когда-то было модно собирать открытки с фотографиями любимых актеров?

- В самом раннем детстве я была влюблена в Станислава Любшина, и у меня дома (где-то до восьмого класса) висел его портрет. А вот в сознательном возрасте любимых актеров стало много. Татьяна Самойлова в фильме «Летят журавли», Нона Мордюкова в фильме «Трясина». Работа Мордюковой в этой картине – нечто запредельное, она существует как в древнегреческой трагедии.

- Полина, насколько, вы считаете, искусство может влиять на людей?

- Это - прекрасный вопрос, но очень сложный. Бродский как-то сказал, если выстроить десять человек, дать им ружья и приказать расстрелять пленника, то люди, прочитавшие «Евгения Онегина» выстрелят, но - на десять секунд позже…». Мне кажется, что искусство вряд ли способно перевоспитать человека, но поможет задать вопросы, хотя бы оттянуть этот момент выстрела…

Сейчас мы репетируем последнюю пьесу Луиджи Пиранделло, она целиком о творчестве. Жизнь имеет смысл, если только в ней присутствует творчество, в каком бы виде оно ни было. Другой вопрос, Пиранделло пишет, что творчество опасно для жизни, если им заниматься по-настоящему. Но способность человека творить – это то, что хоть чуть-чуть может приблизить его к Богу, это - божественное свойство человека…

- Вы как-то признались, что после прочтения «Братьев Карамазовых» по-другому стали думать…

- Конечно, и после чтения многих других книг…

- Как вы полагаете, после спектакля, много ли зрителей начинает думать по-другому?

- Думаю, что очень мало, что невысок процент людей, способных воспринять глубину смысла, вообще способность к потрясению – редкое, очень ценное качество.

- Вот вы выходите на сцену и…, кто от кого больше зависит: вы от зала или зал от вас?

- Думаю, что зал. Залом можно управлять. Я давно заметила одну странную вещь: если предлагаешь зрителю простой ход, он и будет воспринимать просто, если предлагаешь сложный ход, он будет воспринимать сложно. Конечно, зрителю свойственно жаждать «хлеба и зрелищ», но актер может влиять на зрителя и чуть повышать планку. В этом что-то грустное, и странно, что это зависит от тебя…

- Вот в образовании планку так понизили, что преподаватели жалуются: ученики не могут удержать в голове больше двух действий. Умственный фастфуд…

- Мне кажется, что это не только с интеллектом связано, есть простые деревенские люди, которые не читают книжек, но сохраняют способность сохранять систему открытой, то есть глубоко чувствовать нюансы…

- Да, в самом деле, интеллигентность от образования не зависит…

- Мне тоже так кажется, это - способность чувствовать жизнь в объеме, а сейчас время сериалов, которые не могут вызвать в человеке способность чувствовать тонкие нюансы. Сравните: как Мордюкова играет в «Трясине» - и как артисты в сериале. Сериалы лишают человека объема: грустно людям, они грустят, смешно – радуются…

- Без каких качеств хороший актер не может состояться?

- Без каких качеств…, не знаю, мне кажется, у всех разный путь…

- Ну, есть же какие-то вещи, без которых просто нельзя идти в профессию, например, с плохой памятью…

- Я знаю прекрасных актеров, у которых очень плохая память. Евгению Лебедеву плохая память не мешала быть гениальным актером. Думаю, актер не может состояться без индивидуальности…

- Полина, вот когда вы играете спектакль много раз с одними и теми же словами, жестами, не становиться ли в какой-то момент скучно, например, на сотый спектакль?

- Нет, на сотый не становится. Ты ведь проходишь какой-то путь. У меня редко получается сыграть спектакль так, как он мне видится, как я его чувствую…

- Почему редко?

- Потому что сложная профессия. Я могу по пальцам одной руки пересчитать спектакли, которые у меня действительно получились, хотя я их играю пять или десять лет…

- Каково мерило того, что и насколько получилось?

- Не знаю, просто я это чувствую. Когда у меня были такие спектакли, это было похоже на клиническую смерть (шучу), когда ты совершенно свободен и можешь на себя отстраненно смотреть, будто тобой кто-то руководит. Петр Наумович очень хорошо говорил: «Есть программа полета, и есть полет. Бывает, что ты выполняешь программу, а полета нет, а бывает, что ты действительно летаешь в этой заданной программе…». Такое крайне редко случается, но это очень приятное ощущение, своего рода наркотик, тебе хочется все время испытывать это ощущение. При этом я считаю, что нельзя играть спектакль более десяти лет…

- Но его может играть уже другое поколение актеров…

- Да, можно поменять состав, тогда это будет другой спектакль именно потому, что актерская индивидуальность очень важна. Я бы многие спектакли уже не играла…

- Имеет ли для вас значение продолжительность и громкость аплодисментов?

- А вот у меня есть такая теория, что чем хуже спектакль, тем больше зрители хлопают. И еще – я очень не люблю, когда зрители хлопают во время спектакля. У нас с Женей Цыгановым такой спор в «Бесприданнице»: есть момент, когда мне хлопают после песни, а ему – в конце первого действия после монолога. Кому хлопают, тот проиграл. Была такая история во МХАТе: Яншин вводил молодого актера на роль Лариосика в «Белую гвардию», долго и внимательно разбирал с ним роль, а потом после первого же спектакля подошел и сделал замечание, что зрители хлопали после его монолога: это плохо, значит, тут есть какое-то упрощение, и надо подумать, что можно сделать.

Я не так давно это поняла: когда люди хлопают, они чувствуют какое-то выступление, потому что когда «торкает» по-настоящему, ты не можешь хлопать, тут нечто другое.

По этому же принципу меня начали расстраивать аплодисменты и после спектакля, кажется, что зрители радуются, что он закончился.

- Полина – вы обладатель многочисленных премий и наград, какая награда для вас оказалась самой дорогой, самой памятной?

- Да, есть такая награда - самая первая моя премия «Дебют». Был прекрасный приз – поездка в Париж. Это было так здорово, самая моя первая поездка в жизни. А еще, я очень любила ту роль, за которую мне дали приз (Гран-при театрального фестиваля «Московские дебюты-97», спектакль «Холодно и горячо, или Идея господина Дома» - прим. Ред.). У меня так несколько раз было в жизни, когда я так любила свою роль, что очень хотела, чтобы ей дали приз. Правда, со временем я поняла, что все это - абсолютная ерунда, и премия не имеет никакого отношения к качеству твоей игры. Скорее всего, как ни прискорбно это признавать, это имеет отношение к тому, в тренде ты или нет.

- А сама церемония вручения запомнилась, или они все стандартные?

- На вручении премии МК Петр Наумович вышел вместе со мной, чтобы поддержать, и мы очень глупо себя чувствовали на сцене вдвоем потому, что у меня нет социальной маски пригодной для получения награды, и Петр Наумович тоже не отличался большим опытом в таких мероприятиях. Мы запутались в микрофоне, упали, наверное, забавно и нелепо выглядели мы с ним.

- В театре Петра Фоменко был режим добровольной диктатуры, которому все с удовольствием подчинялись. Какой режим у вас в театре сейчас?

- Период фрустрации, наверно. У нас нет сейчас устоявшегося режима, и это правильно, естественно. Единственное, что можно пытаться сейчас делать – продолжать двигаться тем же путем. Для меня одна из главных вещей, которым научил Петр Наумович, - идти собственным путем, нравится он кому-то или не нравится, хуже он или лучше другого, но он твой. Иди и неси свой крест. Я и при Петре Наумовиче старалась так делать, и сейчас так живу, и даже пытаюсь вести с ним какой-то внутренний диалог. Это, конечно, сложнее стало, раньше я могла спросить его: «Вы поняли меня или нет?».

Мне кажется, единственный путь для нашего театра – ошибаться, не бояться этого. В нашей профессии невозможно быть успешным раз и навсегда, если ты не развиваешься, ты просто перестаешь быть талантливым.

- Не хотели бы вы научиться каким-то новым навыкам, владению искусством или ремеслом?

- Я бы хотела рисовать. Я очень люблю рисовать, хотя делать это не умею. Могу рисовать только на уровне трехлетнего ребенка, так что думаю, пусть это останется мечтой. А если говорить о профессии, то я хотела бы даже избавиться от некоторых навыков. Есть в этом что-то грустное, когда ты что-то уже умеешь…

- Все очень любят слушать, как вы поете, а вы к этому относитесь как-то несерьезно…

- Почему, я очень люблю петь. Просто, если сравнивать, к примеру, с Еленой Камбуровой, то я очень плохо пою, и это очевидно. А сама по себе я пою симпатично…

- А почему бы вам не сделать собственную концертную программу?

- Елена Антоновна предлагала мне принять участие в одном спектакле, но, наверное, я – тщеславный человек, ведь это должно быть тогда очень хорошо сделано, и я боюсь, что мне не хватит профессионализма сделать так, как мне хочется.

- Можете ли вы назвать три детские книжки, которые обязательно должны прочитать дети и ваш сын Петя, в частности?

- Я просто уверена, что все дети обязаны прочитать Астрид Линдгрен. Мы с Петей - просто фанаты ее книг. Мы рыдали, хохотали, падали от горя на кровати, бегали от счастья по комнате. Она – потрясающая писательница. Мне очень нравится, что она всегда за детей и против взрослых. Еще любимая книжка Туве Янсон «Мумии Тролль». А третью – надо подумать…, вот я еще хочу прочитать Пете «Детство Толстого».

- В ваших планах новый спектакль по Блоку, который вы готовите с Верой Камышниковой?

- Мы с Верой пока притормозили Блока, поскольку Вера занялась спектаклем «Фантазии Фарятьева», а я сейчас полностью поглощена спектаклем «Пиранделло». Надеюсь, что Вера мне и в этом поможет. Я очень нуждаюсь в этом человеке. Я ей доверяю, жду от нее строгих замечаний: «Непонятно, невнятно…». Она всегда строго говорит, прекрасно разбирает текст и дает дельные советы. Вера – наш педагог по речи, я ее называю Роза Абрамовна Сирота (Сирота - советский театральный режиссёр и педагог – прим. редакции).

- К чьему мнению о ваших работах вы прислушиваетесь?

- Этих людей немного, всего два-три человека, и Вера в их числе.

- Что помогает вам пережить неприятности, которые время от времени случаются у любого человека?

- Вы имеете в виду человеческие драмы?

- Человеческие, профессиональные…

- Наверное, способность смотреть на свою жизнь отстраненно.

- Как во время бесед с Петром Наумовичем, или во время удачного спектакля, когда вы можете видеть себя со стороны?

- Да, мне кажется, это необходимая вещь - представлять свою жизнь в каком-то жанре. Можно представить свою жизнь в жанре анекдота, а можно в жанре эпического романа, то есть в каком жанре хочешь, в таком и живешь.

- В каком жанре вы сейчас существуете?

- Я бы, конечно, хотела жить в эпическом времени, в анекдоте что-то не хочется…

март 2014 г.

https://www.teatrall.ru/post/324-polina-agureeva/#!

интервью с актрисой Полиной Агуреевой