Моя собеседница -  руководитель литературно-драматургической части Московского Государственного Театра «Ленком Марка Захарова».

В ее ведении находятся многие направления в театре, включая пресс-службу, архив, музей,  социальные сети, различные проекты. Ирина Эдуардовна – по профессии режиссер, профессор МГУ и Санкт-петербургской Государственной Консерватории. Заслуженный деятель искусств России. За ее плечами огромное количество постановок и создание множество крупнейших международных и всероссийских фестивалей и проектов. Поэтому круг  обсуждаемых вопросов широк.

– Начнем разговор  неожиданно. Ленин считал важнейшим из искусств – кино, а Вы?

– С точки зрения массовости, общедоступности, масштаба влияния кинематографа понятно, почему Ленин так считал. Кстати,  если говорить о влиянии на сознание масс, вспомним, какое внимание в советское время уделялось песенному, эстрадному жанру: «Утром – в газете, вечером – в куплете». Что касается театра, мы знаем, что история русского театра уникальна. Она отражает пласт такой духовной культуры нации, который не отражает ни одно из искусств. Наше  великое наследие – психологический театр Станиславского. Мы пытаемся и обязаны сегодня сохранить русский репертуарный театр, театр – дом. Такого нет ни в одной стране. Конечно, бывают и талантливые антрепризы, но институция «театр – дом», с моей точки зрения,  отражает нашу соборность (Соборность — понятие в русской религиозной философии, означающее свободное духовное единение людей, как в церковной жизни, так и в мирской общности, общение в братстве и любви). Безусловно, для меня театр – важнейшее из искусств. Лучшие актеры нашего  кино формировались в театре, отечественный кинематограф всегда строился по законам театра.

– Сегодня некоторые театральные деятели спорят с Гоголем, который утверждал, что театр – кафедра, театр - школа. Вот одна из его цитат: «театр - великая школа, глубоко его назначение: он целой толпе, целой тысяче народа за одним разом читает живой полезный урок и при блеске торжественного освещения, при громе музыки показывает смешное привычек и пороков или высокотрогательное достоинств и возвышенных чувств человека…»

– Мы иногда очень прямолинейно относимся к цитатам. У нас в «Ленкоме» идет уникальный спектакль «Женитьба», который начинается с того, что на сцену выходят сразу несколько Гоголей. Причем первый Гоголь вываливается из огромного  деревянного забора, олицетворяющего нашу «деревянную Россию», как это не крамольно сейчас звучит, пробивая в стене брешь.  И затем, Гоголи появляются изо всех щелей. Гоголь вечен. Конечно, мысль и текст всегда первичны. Без слова ничего нет. Сегодня тотальная визуализация сознания вытесняет этот постулат. Но мы обязаны нести мысль, идею, сверхзадачу. И в лучших спектаклях Марка Анатольевича Захарова это – первично.

– Ирина Эдуардовна, как вы полагаете, театр должен задавать вопросы или отвечать на них?

– Все зависит от режиссерского замысла, решения. Иногда поставить вопрос трудней, чем на него ответить. Пушкин как-то заметил, что «художника нужно судить по тем законам, которые он сам для себя создал». Иногда сам вопрос и есть ответ.

–  «В начале было слово», но ведь существуют прекрасные пластические спектакли, где слова не звучат, а вопросы ставятся и ответы находятся, и эмоции переживаются. Вот в Театре Пушкина идет замечательный пластический спектакль Сергея Землянского «Материнское поле», а в Театре им. Вахтангова – «Анна Каренина» хореографа Анжелики Холиной…

– Но «под пластикой» все равно лежит слово. Некая идея.   Боль, если хотите. Эмоция, выраженная словом, сначала возникает у создателя спектакля, в данном случае, у хореографа, а потом он передает эту эмоцию другим языком – языком пластики. В качестве примера можно привести балеты Бориса Эйфмана – величайшего режиссера – хореографа современности. В его уникальном авторском театре, кстати, помимо языка хореографии находится место и для слов.  В качестве примера можно вспомнить балеты по роману Ф. М. Достоевского «Братья Карамазовы»

– Какой театр вам наиболее близок: реалистический, авангардный, абсурдный?

– Мне ближе талантливый. Я боюсь прямолинейных ответов, потому что сегодняшний театр демонстрирует нам небывалый синтез, взаимопроникновение всех жанров. Даже опера сегодня не может без пластики и мультимедиа. Главное, чтобы было талантливо, и что еще важно: я считаю, что Искусство должно быть жизнеутверждающим в любом жанре. Нельзя человека «убивать», даже талантливо, посеяв в нем пессимизм, депрессивность, желание опустить руки…

– Театр – живое искусство, почему же твердят о сохранении классических традиций? Тогда театр превратится в музей, где экспонаты руками не трогать...

– Что-то надо сохранять, что-то нет. Сегодня мы под театральной классикой подразумеваем спектакли Товстоногова, Гончарова, Эфроса. Но когда-то они были новаторскими, когда Товстоногов поставил «Хануму», а Захаров – «Юнону и Авось». Спектакль «Поминальная молитва» Марка Захарова сегодня – классика «Ленкома». Марк Анатольевич собирался его восстановить. Но попробовав несколько артистов на роль Тевье, после ухода Евгения Леонова, отступил от этой идеи. Может, у него возникли какие-то мистические чувства. Для меня тоже этот спектакль – мистический. Он стал последним для самого близкого мне человека, композитора Михаила Глуза, автора музыки к «Поминальной молитве». Его музыка - это душа спектакля. Михаил Глуз также участвовал в восстановлении спектакля на сцене Театра им. Франко (после ухода великого актера Богдана Ступки, который более 20 лет играл Тевье с огромным успехом).

     Сегодня «Поминальная молитва» вновь с успехом идет на сцене «Ленкома». Это  результат мудрого решения руководителя театра Марка Варшавера и замечательная работа режиссера восстановления Александра Лазарева. Те артисты, что в первой версии играли молодежь, сегодня получили возрастные роли, а молодые артисты, которые видели спектакль из зрительного зала или из-за кулис, как Андрей Леонов или Таня Збруева, играют роли своих родителей. И я могу сказать, что нынешняя молодежь играет не  хуже той. Они играют по-своему, как они понимают эту проблему сегодня, и получается очень современный спектакль о сегодняшнем столкновении миров, религий. О вечных  общечеловеческих ценностях.

– Современен спектакль еще и потому, что Григорий Горин написал когда-то гениальную пьесу по прекрасной  повести Шолома-Алейхема…

Но хотелось поговорить не о сохранении или восстановлении спектаклей, а о незыблемости классических традиций.  Почему пьесы  Островского или Гоголя непременно должны состоять из мизансцен придуманных режиссерами полвека или даже век назад? Зачем, мол,  придумывать новые ходы, все давно написано и поставлено, актеров меняй, да и все…

– Я своих студентов - режиссеров тоже учу:  вы должны понимать, что современный зритель другой, он с гаджетами в руках проводит большую часть суток. Это говорит о тотальной визуализации сознания, то есть нынешний зритель хочет все видеть глазами, даже музыку…

 – Клиповое сознание…

– Да, кадр должен постоянно меняться. Так что средства художественной выразительности в театре, продиктованные временем, мультимедийные. Быть театральным режиссером или художником сегодня непросто. Они должны все знать про современные технологии, видео, свет, звук. Ведь сегодня совершенно иные средства художественной выразительности, чем те,  которые были всего 30 лет назад.

– Раньше в театре была должность осветителя, от которого требовалось только направлять юпитер на то место, где находится герой, а сегодня художники по свету расписывают целые световые партитуры…

–  Сегодня поставить спектакль можно и без актера, и зрителю даже будет интересно, но тогда из театра уйдет живая душа, психология общения, а мы ведь приходим на спектакль  именно за этим. Когда начинают прикрывать актерское существование сценическими «гаджетами», уходит дух. Станиславский писал про «жизнь человеческого духа». Когда  он возникает в театре? Конечно, на репетициях. Ведь сколько времени репетировал Товстоногов? А Лев Додин? Они ставили свои спектакли месяцами!

– Ирина Эдуардовна, как вы считаете, для театрального коллектива важней хороший артист или хороший человек?

– Это  не простой вопрос. В творческом коллективе столько всего намешано: здесь и распределение ролей, и зависимость актерской профессии (режиссеру нравится – не нравится артист), и тонкость организации нервной системы. Мы знаем великих актеров, которые в страшные годы и доносы писали, и т.п.…кто-то был секретарем парторганизации, а кто-то в трудные времена оставался Человеком и расплачивался за это своей карьерой, а иногда жизнью. «Каждый выбирает для себя», как говорится в замечательном стихотворении Левитанского. Судить трудно, но хорошо было бы  придерживаться великой «Этики» Станиславского.

– «Театр – дом» лучше всего вырастает из студии…

– Конечно, ведь студию организует Лидер, который собирает родственных по духу людей, чаще всего им выращенных. Иногда это целые курсы, как было у Фоменко или Женовача. Все авторские театры формировались по принципу «Этики», чтобы коллектив был как семья. Студия без лидера существовать не может. Для меня театр – диктатура, но диктатура обоснованная. «Художественная диктатура» – термин Марка Захарова. Если человек своим творчеством доказал, что он лидер, значит, он может и должен брать на себя ответственность за коллектив.

– Ирина Эдуардовна, вы обладаете большим опытом в качестве театрального педагога и режиссера. Чем, по-вашему, должен обладать артист, помимо владения голосом, мимикой и пластикой? И чего не должно быть в артисте для успешной деятельности?

– Не должно быть равнодушия. Человеку с «холодным носом» не нужно служить в этой профессии. Равнодушный человек себя не тратит, а сцена этого не прощает, она –  увеличительное стекло. Вот приходит актриса с прекрасными вокальными данными, но я вижу, что мы с ней – не на одной волне, что она (вспомним Станиславского) любит не искусство в себе, а себя в искусстве. Для меня очевидно, что с ней будут проблемы. Лучше я возьму актрису, с которой еще поработаю, но в которой есть неравнодушие, энергетика, харизма и что еще важно: умение работать с партнером. Театр предполагает взаимодействие людей – нужно уметь видеть и слышать своих партнеров. Мы с ребятами на курсе иногда разбираем видеофрагменты знаменитых опер, недавно сравнивали несколько исполнений оперы «Кармен». И вот подмечаем, как известный артист - певец признается героине в любви, ни разу не взглянув на нее. В концертном исполнении это еще допустимо, но театр предполагает межличностное общение.

– Выпускников какой театральной школы вы бы предпочли видеть у вас в театре?

– Дело не в школе, а в педагоге. Великие Мастера есть везде. В ГИТИСе помню  замечательные выпуски Фоменко, Касаткиной и Колосова, Гончарова, Захарова, Андреева, Хейфеца…. Потом ребята приходят в театр, отрываются от своей «alma mater», становятся индивидуальностями. У нас в театре выросли  и стали яркими артистами Станислав Тикунов, Антон Шагин, Семен Шкаликов, Илья Хармурзаев, Андрей Гарист Александра Волкова, Татьяна Збруева, Анастасия Марчук, Зинаида Дианова, многие другие…

    За что сейчас болит душа: нужен режиссер, который бы их развивал, держал бы в тренинге. Почему Марк Борисович Варшавер сделал так много новых вводов? Он всем дал возможность работать!. Вдохнул свежую кровь в спектакли Захарова. В пандемию не было ни одной отмены или замены спектакля. Режиссер  Алексей Яковлев начал репетиции  пьесы «Последний вагон». Также экспериментально репетирует Александр Лазарев. Пока не могу озвучить. Сделает отрывок, покажет Худсовету который примет решение. Но я уверена в успехе.

– Театр – сложный организм, приходится идти на компромиссы. Каких компромиссов больше внутренних или внешних?

– Бывают периоды, когда театр становится уязвим, а наш театр уязвим после ухода Марка Анатольевича Захарова. Конечно, его никто не может заменить: задана определенная планка, определенная стилистика, сформирован репертуар. И здесь должны работать этические законы театра, когда артисты должны понимать, что до прихода нового лидера нужно сохранять, что есть. А с лидерами – режиссерами сегодня проблема. Сегодня охудручивание театров идет по актерскому принципу: Безруков, Миронов, Хабенский. Это все не от хорошей жизни. Мы утеряли «режиссерский театр». Причин много. Одна из них – фигура продюсера вышла на первый план, а раньше главным идеологом в театре был режиссер. У нас Марк Борисович Варшавер – директор, который четыре с лишним десятка лет был плечом к плечу с Марком Анатольевичем Захаровым, и это тоже, не побоюсь сказать, подвиг: столько лет быть рядом с человеком сложным, многогранным, талантливым и обеспечивать ему все необходимое для свободного творчества. Марк Борисович уже доказал, что на данном этапе существование Ленкома в таком формате переходного периода может быть фигурой, формирующей творческое направление. У нас есть актеры, которые могли бы претендовать на должность худрука, но художественный руководитель – фигура все же создающая репертуарный театр.

– "Ленком" Марка Захарова - насколько ваш театр сегодня соответствует своему названию?

– Три четверти нашего репертуара – спектакли Марка Захарова, и на сегодняшний день у нас нет проблемы со зрителями, а зритель голосует рублем. У нас в театре нет кабинета, где бы не висел портрет Марка Анатольевича, а ведь людей никто не заставляет, все сами хранят память о нашем легендарном художественном руководителе. У нас мемориальный кабинет Захарова, в который никто не заходит, там только собирает художественный совет, и иногда водим экскурсии. И театр у нас – не имени Марка Захарова, а просто театр Марка Захарова. При этом мы не превращаем театр в музей Захарова.  С театром сотрудничали выдающиеся деятели искусства, в том числе Михаил Булгаков, Николай Крючков, Исаак Дунаевский, Николай Хмелев, Софья Гиацинтова, Анатолий Эфрос.

Сегодня театр ассоциируется с именем Захарова, несколько поколений зрителей выросли с этим именем, но театр – живой организм, приходят новые режиссеры, появляются новые спектакли. Идет 95-й сезон.

Жизнь продолжается.