«Интеллигентной публики в России гораздо больше, чем нам пытаются доказать»
Исполнилось 90 лет со дня рождения одного из лучших русских лирических поэтов ХХ столетия Юрия Левитанского. В конце апреля в Театре Музыки и Поэзии под руководством Елены Камбуровой состоится премьера – «Юрий Левитанский. Черно-белое кино». Об этой новой работе, а также о приближающемся юбилее самого театра Елена КАМБУРОВА рассказала «Новым Известиям».
– Елена Антоновна, с Юрием Левитанским вы много лет дружили. Каким он был для вас?
– Да, нас связывала долгая творческая дружба, на его стихи композитор Лариса Критская написала цикл песен, важных для моего репертуара. И мне давно хотелось, чтобы в нашем театре появилась работа, посвященная ему. Юрий Левитанский – невероятно музыкальный поэт. Он – печальный и возвышенный, лирический и ироничный. Я предложила режиссеру Александру Пономареву посмотреть этот материал, он взялся, и вот, наконец, мы выпускаем премьеру. Лейтмотивом спектакля стала знаменитая поэтическая метафора Левитанского «жизнь моя – кинематограф». Мы не только читаем и поем стихи Юрия Давидовича (музыка Ларисы Критской и Олега Синкина), в ткань спектакля также вплетены киносюжеты, снятые по мотивам лирики поэта.
– В этом году у вашего театра тоже юбилей – двадцать лет. Театр с самого начала получил название «музыки и поэзии»?
– Наш театр задумывался как театр песни, а в результате, когда нужно было назвать театр, мне пришло в голову, что главное – все-таки музыка. Поэтому – Театр Музыки и Поэзии и никак иначе.
– Театр Музыки и Поэзии занимает особую нишу на культурной карте Москвы, но этого пространства очень мало, к вам может попасть ограниченное количество зрителей. Как выходите из положения?
– У нас два небольших зальчика в зависимости от спектакля – от пятидесяти до ста мест. Многие зрители смотрят спектакли не по одному разу. Конечно, выходит, что очень небольшое число зрителей могут увидеть наши постановки. С концертами я часто выступаю в разных залах во многих городах и понимаю, что не только московский зритель хочет видеть наши спектакли. Люди подходят, просят приехать еще. И я очень благодарна своей интеллигентной публике и уверена, что ее гораздо больше в стране, чем нам пытаются доказать, обрушивая с экранов лавину бескультурья. Конечно, театру нужно чаще ездить на гастроли, но мы сами не в состоянии это организовать.
– Это должно решаться на государственном уровне, а сегодня, за редким исключением, гастролями занимаются антрепризы…
– Мы с надеждой ожидаем, что государство уделит внимание гастрольной политике. Нельзя же, чтобы нашей прекрасной провинции, которая по своему духу гораздо чище столицы, доставались только антрепризы. Там потрясающие зрители, давно соскучившиеся по настоящему искусству.
– Как подбиралась труппа в ваш театр?
– Когда музыкантам Олегу Синкину и Александру Марченко (сегодня Олег Синкин – музыкальный руководитель театра, а Александр Марченко – режиссер) пришла на ум идея написать новые аранжировки песен Шуберта и Шумана и на их основе сделать спектакль, мы пригласили певиц, которые могли бы справиться с этим вокальным материалом, петь ансамбли. А затем к нам пришел режиссер Иван Поповски и начал ставить настоящие спектакли. Тогда понадобилось, чтобы певицы умели не только петь, но и двигаться, обладали актерскими навыками. Так потихоньку и набиралась наша труппа.
– Сколько актеров у вас в труппе и что их удерживает в театре с более чем скромной зарплатой?
– В штате у нас двадцать пять человек, остальные работают по договору. Как правило, у наших актеров не по одному высшему образованию – это и консерватория, и Институт имени Шнитке, и ГИТИС, и Щепкинское театральное училище. А держит их в театре дух, атмосфера, что же еще?
– Елена Антоновна, вы «мягкий» руководитель? Кто решает окончательно, каким быть спектаклю?
– Я совсем не диктатор и практически не являюсь режиссером спектаклей, хотя в создании трех из них довольно активно участвовала – в «Каплях Датского короля», «На свой необычный манер…» и «Снился мне сад…». В постановке «Антигона» Софокла, где я играю все главные роли, я тоже приняла довольно большое участие и счастлива, что режиссер Олег Кудряшов, тоже не диктатор, позволял мне спорить с ним.
– В вашем театре появился формат творческих встреч с необычным названием – «Нездешние вечера»…
– «Нездешние вечера» – это отсыл к поэтическим встречам Серебряного века, описанным у Марины Цветаевой. «Нездешние» – значит неспешные, несуетные, когда можно не только услышать выступление, но и пообщаться, задать вопрос, поговорить о самом главном. Первым нашим гостем стал Юрий Норштейн, за ним – Сергей Юрский, Юрий Арабов, Ольга Седакова, Андрей Хржановский, Валентин Гафт, Валерий Золотухин, Людмила Петрушевская и другие. Совсем недавно у нас в гостях побывал Александр Филиппенко с программой «И Есенин, и Левитанский, и Аксенов, и Довлатов…» Знаете, это было так пронзительно, зрители очень долго не отпускали его. Мы любим приглашать к себе Антонину Кузнецову, преподающую сценическую речь в ГИТИСе. Какое счастье, что она готовит на своей кафедре новых мастеров художественного слова! У нас проходят вечера художественного чтения. Слава Богу, потихонечку драматические актеры стали к этому возвращаться. Раньше любой актер, не занятый в спектакле, мог ездить с чтецкими программами. Сегодня, сколько я ни езжу по России, не вижу ни одной подобной афиши, а в то время попасть было трудно на вечера Дмитрия Журавлева, Игоря Ильинского. Помню, когда Сергей Юрский читал в Зале Чайковского, вообще пробиться было невозможно. К этому нужно стремиться. Библиотеки, например, могут влиять на развитие общества. Это то прекрасное, что, допустим, есть в Америке и в Израиле. Ты заходишь туда и попадаешь в мир, куда люди приходят и получают возможность читать книги, готовиться к экзаменам, здесь же есть кафе, спортивный зал, но самое главное – книга.
– Нет ли у вас такого ощущения, что сегодня истощился слой культурного «чернозема», что почва несколько оскудела?
– Интеллигенция сдалась, подзабыла идеалы шестидесятых. Раньше никто не хвастался машинами, домами, не говорил о вещах, а все больше о книгах. Сегодня простые люди часто не могут попасть в театр. Они унижены тем, что не могут купить билеты на хорошие спектакли, потому что цены неподъемные. Человеку, проработавшему всю жизнь, выжатому как лимон, теперь на пенсии осталось только смотреть телевизор? Но что может заменить живое искусство? Знаете, меньше всего этот слой «чернозема» размыт среди зрителей, как это ни странно, а больше – у творческих людей, которые приняли эти условия игры, чтобы быть современными. В этом смысле мне хочется быть такой несовременной!
– Да, нас связывала долгая творческая дружба, на его стихи композитор Лариса Критская написала цикл песен, важных для моего репертуара. И мне давно хотелось, чтобы в нашем театре появилась работа, посвященная ему. Юрий Левитанский – невероятно музыкальный поэт. Он – печальный и возвышенный, лирический и ироничный. Я предложила режиссеру Александру Пономареву посмотреть этот материал, он взялся, и вот, наконец, мы выпускаем премьеру. Лейтмотивом спектакля стала знаменитая поэтическая метафора Левитанского «жизнь моя – кинематограф». Мы не только читаем и поем стихи Юрия Давидовича (музыка Ларисы Критской и Олега Синкина), в ткань спектакля также вплетены киносюжеты, снятые по мотивам лирики поэта.
– В этом году у вашего театра тоже юбилей – двадцать лет. Театр с самого начала получил название «музыки и поэзии»?
– Наш театр задумывался как театр песни, а в результате, когда нужно было назвать театр, мне пришло в голову, что главное – все-таки музыка. Поэтому – Театр Музыки и Поэзии и никак иначе.
– Театр Музыки и Поэзии занимает особую нишу на культурной карте Москвы, но этого пространства очень мало, к вам может попасть ограниченное количество зрителей. Как выходите из положения?
– У нас два небольших зальчика в зависимости от спектакля – от пятидесяти до ста мест. Многие зрители смотрят спектакли не по одному разу. Конечно, выходит, что очень небольшое число зрителей могут увидеть наши постановки. С концертами я часто выступаю в разных залах во многих городах и понимаю, что не только московский зритель хочет видеть наши спектакли. Люди подходят, просят приехать еще. И я очень благодарна своей интеллигентной публике и уверена, что ее гораздо больше в стране, чем нам пытаются доказать, обрушивая с экранов лавину бескультурья. Конечно, театру нужно чаще ездить на гастроли, но мы сами не в состоянии это организовать.
– Это должно решаться на государственном уровне, а сегодня, за редким исключением, гастролями занимаются антрепризы…
– Мы с надеждой ожидаем, что государство уделит внимание гастрольной политике. Нельзя же, чтобы нашей прекрасной провинции, которая по своему духу гораздо чище столицы, доставались только антрепризы. Там потрясающие зрители, давно соскучившиеся по настоящему искусству.
– Как подбиралась труппа в ваш театр?
– Когда музыкантам Олегу Синкину и Александру Марченко (сегодня Олег Синкин – музыкальный руководитель театра, а Александр Марченко – режиссер) пришла на ум идея написать новые аранжировки песен Шуберта и Шумана и на их основе сделать спектакль, мы пригласили певиц, которые могли бы справиться с этим вокальным материалом, петь ансамбли. А затем к нам пришел режиссер Иван Поповски и начал ставить настоящие спектакли. Тогда понадобилось, чтобы певицы умели не только петь, но и двигаться, обладали актерскими навыками. Так потихоньку и набиралась наша труппа.
– Сколько актеров у вас в труппе и что их удерживает в театре с более чем скромной зарплатой?
– В штате у нас двадцать пять человек, остальные работают по договору. Как правило, у наших актеров не по одному высшему образованию – это и консерватория, и Институт имени Шнитке, и ГИТИС, и Щепкинское театральное училище. А держит их в театре дух, атмосфера, что же еще?
– Елена Антоновна, вы «мягкий» руководитель? Кто решает окончательно, каким быть спектаклю?
– Я совсем не диктатор и практически не являюсь режиссером спектаклей, хотя в создании трех из них довольно активно участвовала – в «Каплях Датского короля», «На свой необычный манер…» и «Снился мне сад…». В постановке «Антигона» Софокла, где я играю все главные роли, я тоже приняла довольно большое участие и счастлива, что режиссер Олег Кудряшов, тоже не диктатор, позволял мне спорить с ним.
– В вашем театре появился формат творческих встреч с необычным названием – «Нездешние вечера»…
– «Нездешние вечера» – это отсыл к поэтическим встречам Серебряного века, описанным у Марины Цветаевой. «Нездешние» – значит неспешные, несуетные, когда можно не только услышать выступление, но и пообщаться, задать вопрос, поговорить о самом главном. Первым нашим гостем стал Юрий Норштейн, за ним – Сергей Юрский, Юрий Арабов, Ольга Седакова, Андрей Хржановский, Валентин Гафт, Валерий Золотухин, Людмила Петрушевская и другие. Совсем недавно у нас в гостях побывал Александр Филиппенко с программой «И Есенин, и Левитанский, и Аксенов, и Довлатов…» Знаете, это было так пронзительно, зрители очень долго не отпускали его. Мы любим приглашать к себе Антонину Кузнецову, преподающую сценическую речь в ГИТИСе. Какое счастье, что она готовит на своей кафедре новых мастеров художественного слова! У нас проходят вечера художественного чтения. Слава Богу, потихонечку драматические актеры стали к этому возвращаться. Раньше любой актер, не занятый в спектакле, мог ездить с чтецкими программами. Сегодня, сколько я ни езжу по России, не вижу ни одной подобной афиши, а в то время попасть было трудно на вечера Дмитрия Журавлева, Игоря Ильинского. Помню, когда Сергей Юрский читал в Зале Чайковского, вообще пробиться было невозможно. К этому нужно стремиться. Библиотеки, например, могут влиять на развитие общества. Это то прекрасное, что, допустим, есть в Америке и в Израиле. Ты заходишь туда и попадаешь в мир, куда люди приходят и получают возможность читать книги, готовиться к экзаменам, здесь же есть кафе, спортивный зал, но самое главное – книга.
– Нет ли у вас такого ощущения, что сегодня истощился слой культурного «чернозема», что почва несколько оскудела?
– Интеллигенция сдалась, подзабыла идеалы шестидесятых. Раньше никто не хвастался машинами, домами, не говорил о вещах, а все больше о книгах. Сегодня простые люди часто не могут попасть в театр. Они унижены тем, что не могут купить билеты на хорошие спектакли, потому что цены неподъемные. Человеку, проработавшему всю жизнь, выжатому как лимон, теперь на пенсии осталось только смотреть телевизор? Но что может заменить живое искусство? Знаете, меньше всего этот слой «чернозема» размыт среди зрителей, как это ни странно, а больше – у творческих людей, которые приняли эти условия игры, чтобы быть современными. В этом смысле мне хочется быть такой несовременной!
Опубликовано в номере «НИ» от 26 апреля 2012 г.