Лариса Каневская, «АиФ»:​ – В одной статье о вас я прочла, что в детстве вы мечтали стать учителем…

Евгений Стеблов: – Ничего подобного. И бабушка, и мама были у меня учителями, и я видел, какая это тяжелая, часто неблагодарная работа, и сам я никогда не хотел быть учителем.

– Ваши родители поддержали ваше увлечение театром?

– Мне с родителями повезло. Они меня всегда поддерживали. Папа в детстве помог мне соорудить домашний кукольный театр. Я из него несколько лет буквально «не вылезал». Мама обожала Московский Художественный театр, его традиции, так что я вырос в атмосфере уважения к искусству.

– Вы выросли в любви и взаимном уважении. У вас были не только замечательные родители, но и очень интересные бабушки, дедушки…

– Мы жили в коммуналке с папиными родителями, у нас на семью было две смежные комнаты, в одной я жил с мамой и папой, в другой – дедушка и бабушка. Дедушка, Виктор Павлович, оказал на меня большое влияние, он был дворянин, занимал высокий пост, железнодорожный генерал. Он был старый, глухой человек, но меня понимал по губам, потому что я вырос рядом с ним. Он воспитывал меня своим примером, а отнюдь не нотациями и нравоучениями. Вообще, то поколение, родившееся в девятнадцатом веке, было совершенно другим, я сравниваю себя с ним и называю себя люмпеном.

– Тогда было домашнее образование, детей учили иностранным языкам, хорошим манерам, в советское время мы были уже этого лишены…

– Но в советское время еще оставались хорошие учителя, родившиеся до революции и передававшие свой опыт и свое умение. Ведь кто был самым главным в провинции? Учитель, врач и священник.

– В вас всегда видели образ такого мягкого, интеллигентного, робкого, трогательного юноши, а на самом деле под этим образом скрывался сильный характер: наверно, нелегко было студенту театрального училища пережить огромную известность после фильмов «Я шагаю по Москве» и «До свиданья, мальчики», и остаться самим собой! Как вам удалось одолеть свои медные трубы?

– Меня спасал комплекс неполноценности, я часто себе не нравился. Когда началось повышенное внимание ко мне после фильма «Я шагаю по Москве», я не понимал, за что. Мне казалось, что это какой-то обман, сейчас все вскроется и будут бить. Только через несколько лет, посмотрев фильм и увидев себя на экране отстраненно, я понял, что хорошо там поработал. Никакого зазнайства у меня не возникало. Вот сейчас молодые актеры, не говоря уж о шоу-бизнесе, не стесняясь, гордятся какими-то своими успехами, а в наше время слово «звезда» считалось полуприличным. Уважительное слово было «мастер». Звезда – это просто известность, а не талант и не мастерство. Мне повезло работать с настоящими мастерами, великими артистами, планка была очень высокой, поэтому у меня не было причин ходить, задрав нос.

– Сегодня вы ощущаете себя аксакалом? Ведь теперь вы – старшее поколение! Подходит ли к вам молодежь за советом?

– Да, со мной молодые любят советоваться. Сейчас много хороших ребят и девочек, просто время изменилось, изменилось кино. Они попали в культурный разрыв, распалась связь времен, произошел социальный слом. Я стараюсь направить их в нужную сторону, чтоб велосипед не изобретали…

– А были ли у вас кумиры?

– Творить кумиров мне было не свойственно, но я обожал Любовь Петровну Орлову. Она была настоящей кинозвездой Советского Союза, и мне выпала честь работать с ней в театре.

В профессии на меня оказали влияние прежде всего, мой крестный отец в кинематографе – Георгий Николаевич Данелия, мой партнер и руководитель Театра Советской Армии Андрей Алексеевич Попов, Цецилия Львовна Мансурова, первая исполнительница роли вахтанговской принцессы Турандот. Она стала моей крестной мамой в театре. Я пришел к ней еще до института, потому что моя бабушка знала ее с детства, и когда я собрался поступать на актерский факультет. Родные встревожились, пытались меня отговаривать, советовали мне поступать на филологический – мне всегда удавались сочинения. Моя бабушка нашла телефон Мансуровой, позвонила. Цецилия Львовна приняла меня у себя дома, я ей показался, и она посоветовала мне поступать, благословила меня.

– Вы никогда не жалели, что стали актером, а не писателем, например?

– В любой профессии есть свои привлекательные и свои тяжелые, трудные стороны. Чего жалеть? Это твой опыт! И вообще надо благодарить Бога за все. Вот было трудное время, встало кинопроизводство, не было работы, многие воспринимали это как личную трагедию, некоторые от переживаний стали и к бутылке прикладываться, мол, кем я был и кем я стал. А я считаю, что надо быть благодарным за то, что у тебя это было. За трудности тоже надо благодарить Бога, потому что трудности нас воспитывают, закаляют. Я рано понял, что не надо быть на пике славы. Я старался этого избегать, ведь с вершины падать намного больнее. У меня не было жажды славы.

– Как вам удается выдерживать нагрузку, которая на вас лежит? Вы играете на сцене, снимаетесь в кино, вы преподаете, пишете книги, вы – активный общественный и театральный деятель, член всевозможных комиссий и жюри.

– Но это ж не в один день все происходит, так что справляюсь. Все это – моя жизнь. Я живу на сцене, на экране, на бумаге, когда пишу, в социуме. Я этого не искал никогда, оно само приходит, и я не отказываюсь. Я просто стараюсь во всем находить свой творческий интерес.

– Что вам помогает поддерживать форму?

– У меня нет нужды держать форму. Мне повезло с природной конституцией. Я делаю некоторые упражнения из йоги, выстроил себе определенную систему занятий. Уже больше тридцати лет я это практикую. Но я – человек православный, и поэтому я ее сочетаю с православной молитвой.

– Здоровому питанию вы уделяете внимание?

– Мы с женой почти сразу выстроили стратегию питания, в моей семье никогда и ни в чем не было чрезмерности, к еде это тоже относилось, хотя увлечься кратковременно чем-то вкусным мы изредка могли.

– А что для вас отдых?

– Я люблю гулять по парку, по лесу ходить. Вот я вспоминаю, как мы ходили с покойной женой и с сыном, когда он еще был пацаном, и бывало так, что каждый уходил в свои мысли, но для меня было очень важно, что они идут рядом со мной…

– Что вы любите читать и перечитывать?

– Сейчас я сосредоточен на одной книге. Книга книг – Евангелие. Для меня огромную роль в мировосприятии сыграли и Гоголь, и Достоевский, и Бунин, и Чехов. Из поэтов: Пушкин, Есенин. К Лермонтову я вот отстраненно всегда относился, то же самое могу сказать о Цветаевой, я отдаю им дань, ценю, понимаю, но это не мой путь. Цветаеву не нам судить, но ведь она пришла к логическому завершению своего пути. Я это чувствую, когда читаю, вижу, что сильно, талантливо, но не мое. Вот Платонов – мое. Булгаков – в меньшей степени…

– Есть ли у вас нереализованная мечта?

– Мечтания – это грех. Что значит мечта? Бывают желания какие-то. Я считаю, что Богу виднее, что я должен делать. Самое интересное – это жизнь, она выше искусства. В свое время я все проходил, и славы желал, и регалий, и мечты всякие были. Если бы это во мне осталось до сих пор, я бы не относился к себе с уважением.

Статья из газеты: «АиФ. Здоровье» № 45 10/11/2011