Пьеса С. Мрожека «Стриптиз», написанная в начале 60-х гг., в России увидела свет в 1991 году. В советское время такую сатиру бдительные цензоры пропустить не могли. В театре-студии «Человек» с конца девяностых идет спектакль «Стриптиз», который в первую очередь посетили сотрудники многочисленных посольств, расположенных неподалеку от театра. Для них в конце двадцатого века этот спектакль было ярким доказательством наступившей перестройки.

Два великолепных артиста Валерий Гаркалин и Александр Андриенко

ювелирно демонстрируют нравственный стриптиз, обнажая неприглядные стороны души своих героев, а, может, одного и того же героя, недаром ведь Мрожек даже в тексте пьесы подчеркивает, что одеты они совершенно одинаково, вплоть до трусов.

Многие зрители, возможно, купятся на многообещающее название, предполагая увидеть нечто эротическое или хотя бы – комическое. Но то, что артисты действительно раздеваются до трусов, ничего не значит, ибо они обнажают крохотную душонку "маленького человечка", что гораздо унизительней, поскольку показывать ничтожные стороны нутра – очень стыдно и неприятно. Как же страшно жить простому человеку в огромном тоталитарном государстве! Не жить, а выживать, скрывая свои мысли, выражая вслух верность и преданность. Долгие годы инакомыслие любыми способами уничтожалось, торчащие гвозди забивались под шляпку вровень с остальными, людей принуждали думать, говорить и поступать одинаково. Цинизм власти был безграничен, многие не верили в беспредел, но только до тех пор, пока сами не оказывались в жестких лапах государства.

В спектакле тоже действует лапа – огромная Рука, грозящая «героям» страшным пальцем и заставляющая их повиноваться непонятным образом. Без всякого наказания или поощрения они все делают сами. Сами догадываются, сами делают, сами же за это извиняются. Полнейшая беспомощность - страх высунуть нос наружу, сесть, встать, громко заговорить, хотя на это вроде бы не было запрета. Один «герой», не выдержав неизвестности, протестует, второй гражданин его урезонивает: «Я, мол, не участвовал ни в каких действиях, не делал никаких жестов. Я пальцем не пошевелил. Вот я сижу и могу делать все, что еще остается в рамках моих возможностей». Но рамки возможности сокращаются в равной мере, Руке совершенно все равно. Все подозрительны, особенно те, кто смиренно молчит, значит, бунтует внутри себя. Свободу лучше всего ощущать наручниками, чтобы ни шагу влево - вправо, а на голову – колпак, чтоб не смотреть по сторонам, тогда и кажется, что ты полностью свободен.

Спектакль имеет особую историческую ценность. Старшим товарищам есть, что вспомнить: как просиживали на партсобраниях, как по очереди должны были высказывать «свое» мнение. А молодым хорошо бы понять: быть смелым, громко кричать и качать права, когда на тебя не обращают внимания - нетрудно, а вот как начнут порядок наводить, и лично тебя пригвоздят, тут попробуй, покажи свою независимость. Надолго ли уверенности хватит, не начнешь ли и ты свой стриптиз душевный устраивать?

Зрители часто смеются, а выходят притихшие, значит смех тот самый, гоголевский, над собой, «сквозь слезы».