Пропала Россия

Драматург Микола Кулиш очарованный революционными идеями 20-х годов двадцатого века, в то время еще позволял себе иронизировать по поводу  мещанских радостей, ратуя за новый пролетарский мир и не предполагая, что вслед за печальным исчезновением, то есть полной ликвидацией безобидных мещан окончится и его жизнь. «Хорошая жена, хороший дом — что еще надо человеку, чтобы встретить старость?», - подходящая цитата из любимого «Белого солнца пустыни» приходит в голову, пока на сцене театра «Et Cetera» разворачивается история жития семьи Савватия Гуски (Игорь Золотовицкий).

Спектакль «Блаженный остров» в постановке Михаила Бычкова – тихий, светлый, покойный, вполне соответствующий названию. Блаженный – почти не употребляемое ныне слово, означающее полное счастье  с легким оттенком чудаковатости. «Блажен, кто верует» -  семейство Гуски именно, что  блаженно. Секлетея Семеновна (Анжела Белянская), родившая прекрасных дочерей с невероятными для сегодняшнего восприятия  именами: Устенька (Наталья Баландина), Настенька (Марина Дубкова), Христенька (Елизавета Рыжих), Пистенька (Ольга Котельникова), Хростенька (Екатерина Егорова), Анисенька (Анастасия Шумилина), Ахтисенька (Евгения Вайс) и их няня Ивдя (Марина Чуракова), из чистой любви вернувшаяся в семью бывших хозяев,

все такие разные и хрупкие, чуть что падающие в обморок, и сразу понимаешь, какие они все беззащитные. И глава семьи - большой и добрый Савватий Савельевич, к которому они прижимаются как котята, не в состоянии укрыть их, спасти от надвигающегося чего-то страшного, чего никто уразуметь не в состоянии. Он пытается ассимилироваться, раствориться в этом непонятном и недоброжелательном мире, но слишком уж он другой…  породы.

Вокруг орудуют неграмотные мужики (мы их не видим), захватившие власть и пробующие теперь неумело и грубо ею распоряжаться, а богобоязненному семейству Гуски пока еще верится, что все вернется на круги своя, они просто не в курсе, что новая власть уже и Бога отменила.

Ласкательно-уменьшительные имена большевиками тоже не приняты, а встревоженный Савватий так и не сумел назвать полные имена семи дочерей, и в конторе ему записали только шестерых. Страшно за седьмую и за всех остальных, что ж теперь будет?

С этого страха и предчувствия чего-то непоправимого начинается пьеса и непоправимым же заканчивается. Никакие сладкие воспоминания: «Какие наливки были – на всю губернию пахли, в куличи по триста яичек клали… Желе, а не жизнь была…», - не могут унять растущую тревогу.

Божественное пение девушек (педагог по вокалу Ирина Мусаэлян), красивые образы (художник по костюмам Мария Данилова), чудесный язык, чего стоят одни только «воздуховные» эпитеты, которыми награждает бывших хозяев няня Ивдя: «Голубь ты мой иорданский, моя цесарочка, канареечка херувимская», - резко контрастируют с неведомо откуда народившейся «Грам ЧК» (Всероссийская чрезвычайная комиссия по ликвидации безграмотности) – словосочетание, которое в семействе воспринимают, как «гранд чеку» (grandе по-французски – большая).

Изнеженные существа, у которых от одного только слова «субботник» температура и пульс поднимаются, готовы все отдать несуразному знакомому из прошлой жизни Пьеру Кондратенко (Артем Блинов), им кажется, только он и может их спасти. И в этих прозрачных намеках и усемеренной готовности дочек: «Пьер, спасите папеньку, и я отдам вам все!» - самое интересное и самое слабое место спектакля. Интересное, потому что у каждой актрисы здесь появляется возможность солировать, показать особенности характера своей героини, но, когда в спектакле каждая фраза и каждый эпизод повторяется по семь раз, это сильно напрягает, наскучивает и удлиняет спектакль.

И тогда на помощь приходит сценография. Художник Николай Симонов разделил жизнь семейства на две неравнозначные части. В первом действии на сцене царит добротный деревянный дом Савватия Гуски, который в конце неожиданно и красиво превращается в корабль (практически, Ноев ковчег), унося все блаженное семейство подальше от подступающих все ближе неприятностей.

Крепкий быт первой части уплывает, исчезает с глаз долой, а неведомый остров во втором действии оказывается сплошь поросшим гигантским диковинным борщевиком. И невдомек блаженным людям, что борщевик – растение-убийца (правда, борщевик на русской земле появился значительно позже, но это не важно), что никакой необитаемый остров не может служить местом укрытия, ибо у новой власти – суровые  длинные руки.

Мягкотелость и неприспособленность к постреволюционному  укладу, смешные попытки стать своими среди чужих ведут героев к роковому концу: «Страшно на Земле – спрятаться негде». Слащавый Пьер – предмет всеобщих девичьих воздыханий (за неимением рядом никого лучшего) никого не спасет, а, наоборот, исчезнет первым, когда на острове неожиданно появятся «рыбаки» в черных кожанках (Сергей Плотников и Максим Ермичев). И замрет сердце в дурном предчувствии, и предчувствие тут же будет оправдано: «Пропала Россия…».