«Театр – это маленькая модель государства»
Актер и режиссер Александр Галибин, раньше занимавший пост художественного руководителя Театра имени Станиславского, с прошлого сезона плодотворно сотрудничает с театром «Школа современной пьесы», а также активно снимается в кино. О своем нынешнем положении в качестве свободного художника, а также о политике, проводимой государством в отношении театра, Александр ГАЛИБИН рассказал в интервью «Новым Известиям».
– Александр Владимирович, в «Школе современной пьесы» намечается премьера спектакля «Лондонский треугольник». Как продвигается работа над постановкой и как вам Александр Гордон в качестве партнера по сцене?
– На данный момент этот спектакль – только рабочая заявка театра на сезон. Саша Гордон – человек талантливый, известный, хорошо зарекомендовавший себя и как актер, и как режиссер, и как продюсер. Думаю, работа будет очень интересной. Мне вообще нравится идея этой постановки, и дело не только в том, что действующие лица в ней – Герцен и Огарев. Тем более что сегодня многие и не знают, кто это такие…
– Поколение, учившееся в советское время, полагаю, еще помнит. К тому же в РАМТе есть прекрасный спектакль «Берег утопии», в котором эти исторические персонажи тоже присутствуют…
– В основной массе народ эти имена, конечно, забыл, но дело не в этом. В пьесе есть глубокий человеческий конфликт, что всегда волнует. Я не знаю, как это осуществит режиссер Дмитрий Астрахан, но, думаю, будет и грустно, и смешно. И сама история настолько по-человечески понятна сегодня, что точно будет интересно.
– Но удержаться от желания покопаться в личной жизни известных исторических деятелей очень непросто…
– Конечно, но в этой стороне есть и удачи, так почему не попробовать? Еще важно, что к художественному руководителю «Школы современной пьесы» Иосифу Райхельгаузу драматургия всегда приходит правильно, то есть как бы с одной стороны. «Лондонский треугольник» – историческая вещь, но написана она современным языком, и это не буквальное воспроизведение событий, не вербальное, как в Театре.doc, а чисто театральное. «Школа современной пьесы» всегда рискует, беря неизвестную пьесу, но, с другой стороны, кто не рискует…
– Есть информация о том, что вы приняты в труппу «Школы современной пьесы»…
– У меня есть такое предложение, но пока это все, что я могу сказать. Мне по-прежнему интересен этот театр, несмотря на все его проблемы, беды, разочарования, взлеты, падения. Поэтому, когда Иосиф Леонидович, буквально сразу отреагировавший на мою историю с Театром Станиславского (речь идет об отставке Александра Галибина с поста худрука театра. – «НИ»), сказал: «Приходи ко мне, я дам тебе курс, будешь работать и делать то дело, которое ты хочешь», я ответил утвердительно. Со студентами мы уже сделали много чего интересного, так возник «Каренин». Райхельгауз предложил делать то, что мне дорого, что мне нравится, и я его за это очень уважаю, считаю, что такая позиция художественного руководителя на редкость правильная. Меня никто не заставляет, мне просто предлагают какие-то вещи, и я это очень ценю. Я с уважением отношусь и к театру, и к людям, которые в нем работают.
– Почему получается так, что несколько театров в одном сезоне берут одну и ту же пьесу, например «Каренина»? Что говорит ваш опыт художественного руководителя?
– Только то, что все идеи носятся в воздухе и никуда от этого не деться. Когда я был худруком и хотел делать «Анну Каренину» (мы вместе с ленинградским драматургом даже написали пьесу «Дневник Анны К»), меня тогда все отговаривали: «Зачем эта тема сейчас нужна?» И вдруг «выплывают» несколько Карениных в Москве, историческая тема Герцен – Огарев! Я не хочу сказать, что они похожи, но можно найти параллели, значит, это живое, задевает и нужно сегодня, значит, это некий художественный образ. Вот у Римаса Туминаса вышел «Каренин» в МХТ, значит, эта тема просто оказалась живой и востребованной… Режиссеру очень важно, что происходит за окном, как тикают эти часы под названием «Сегодняшний день», важно слышать, на что зритель будет реагировать, потому что без зрителя мы все равно никуда не денемся. Пьесы приходят сами, а у режиссера должно быть чутье.
– Вы можете как-то прокомментировать череду увольнений артистов в Театре Станиславского, возглавляемом сейчас Валерием Беляковичем?
– Я не хотел бы это комментировать. Придя в Театр Станиславского художественным руководителем, я сказал, что год буду работать, смотреть и думать, куда дальше двигать театр. Написал программу на пять лет, не уволил ни одного человека, если они сами не хотели уйти. Дальше нужно было просто омолаживать и двигать театр. Несмотря на какие-то трения, мы выпускали спектакли, ездили с ними на гастроли, о нас писали, на нас обратили внимание. Это была одна из главных задач – чтобы театр вошел в контекст театральной Москвы. Не важно, был спектакль большой удачей или его ругали. Важно, что о театре заговорили, что в него вернулась серьезная критика. И, конечно, сейчас странно, что о театре уже год молчат…
– Все же Театр Станиславского вас «сожрал», как и многих ваших предшественников…
– Ну, как «сожрал»? Официально со мной просто не продлили договор, и это нормально. Мне предлагали уйти раньше, но я сказал, что отработаю три года, тогда и уйду.
– Решение о вашей отставке было принято департаментом культуры?
– Они просто пошли на поводу у артистов. Но все равно этот котел просто закрыт крышкой, а в нем как кипело, так и продолжает кипеть до сих пор. Это неправильно, надо, чтобы этот пар переходил в созидательную энергию… Валера Белякович ведет театр и, видимо, знает, куда его вести, знает, что делает, и сам отвечает за свои поступки.
– Какое у вас впечатление от современной государственной театральной политики?
– Думаю, что театр – это маленькая модель государства, отражение происходящего в стране. Минимума внимания, которое государство уделяет театру, считая, что этого достаточно, на самом деле мало. Но театр как жил, так и будет жить и выживет, несмотря ни на что.
– Но контрактная система окончательно расправится с театральными «стариками»…
– Принятие контрактной системы неизбежно, без нее дальнейшего развития театра не будет. Это неправильно, когда художественный руководитель не имеет права формировать собственную труппу, а должен только ее обслуживать. Другое дело, что, приходя в театр, нужно индивидуально подходить к данному пространству. Естественно, нужно с уважением и пониманием относиться к старикам и людям среднего поколения, которые делали этот театр, надо давать возможность им выходить на сцену – это тактика художественного руководителя, один из постулатов. И это тяжелая работа. За три года руководства Театром Станиславского у меня не было времени ни на себя, ни на семью – я приходил в десять утра и уходил в двенадцать ночи в большинстве случаев. Как человеку свободолюбивому мне было сложно. Но сейчас появилось пространство и огромное количество работы на себя, и мне это нравится. Но это не значит, что я перестал любить и уважать театр. Я воспитан на театре, в нем моя жизнь.
– Расскажите о ваших последних работах в кино. В этом году вы уже успели сняться в нескольких фильмах…
– Параллельно с театральными постановками было две большие киноработы – «Грибной царь» по Юрию Полякову и «Белый мавр» (картина уже была представлена в этом году на «Кинотавре»). Сейчас я снимаюсь еще в трех картинах.
– Вам часто приходится отказываться от предлагаемых ролей?
– Вообще, предложения мне поступают серьезные. За два года, что я свободно существую, не было ни одного неинтересного предложения, вопрос просто в физической совместимости. Помимо театра есть еще много возможностей, что делать, но все равно театр – это театр. Актер, если хочет быть хорошим артистом, должен жить в театре, театр – кузница и для кино, и для телевидения, и для радио, и для эстрады, и для антрепризы.
– А какие планы у вас в качестве режиссера?
– Планы достаточно серьезные, но пока не хочу их озвучивать. У меня и в кино есть планы, и театральные какие-то вещи хочется сделать. Но не хочу делать это в спешке, а спокойно, с удовольствием и с теми актерами, с которыми я найду общий язык.
– В театре это будет антреприза?
– Нет, речь идет о государственном театре. Я уверен, что репертуарный театр сохранится, несмотря на все разговоры. Другое дело, что у него будет другая форма, поскольку в нынешнем виде он существовать не сможет. Нужно создавать новую структуру в театре.
– На данный момент этот спектакль – только рабочая заявка театра на сезон. Саша Гордон – человек талантливый, известный, хорошо зарекомендовавший себя и как актер, и как режиссер, и как продюсер. Думаю, работа будет очень интересной. Мне вообще нравится идея этой постановки, и дело не только в том, что действующие лица в ней – Герцен и Огарев. Тем более что сегодня многие и не знают, кто это такие…
– Поколение, учившееся в советское время, полагаю, еще помнит. К тому же в РАМТе есть прекрасный спектакль «Берег утопии», в котором эти исторические персонажи тоже присутствуют…
– В основной массе народ эти имена, конечно, забыл, но дело не в этом. В пьесе есть глубокий человеческий конфликт, что всегда волнует. Я не знаю, как это осуществит режиссер Дмитрий Астрахан, но, думаю, будет и грустно, и смешно. И сама история настолько по-человечески понятна сегодня, что точно будет интересно.
– Но удержаться от желания покопаться в личной жизни известных исторических деятелей очень непросто…
– Конечно, но в этой стороне есть и удачи, так почему не попробовать? Еще важно, что к художественному руководителю «Школы современной пьесы» Иосифу Райхельгаузу драматургия всегда приходит правильно, то есть как бы с одной стороны. «Лондонский треугольник» – историческая вещь, но написана она современным языком, и это не буквальное воспроизведение событий, не вербальное, как в Театре.doc, а чисто театральное. «Школа современной пьесы» всегда рискует, беря неизвестную пьесу, но, с другой стороны, кто не рискует…
– Есть информация о том, что вы приняты в труппу «Школы современной пьесы»…
– У меня есть такое предложение, но пока это все, что я могу сказать. Мне по-прежнему интересен этот театр, несмотря на все его проблемы, беды, разочарования, взлеты, падения. Поэтому, когда Иосиф Леонидович, буквально сразу отреагировавший на мою историю с Театром Станиславского (речь идет об отставке Александра Галибина с поста худрука театра. – «НИ»), сказал: «Приходи ко мне, я дам тебе курс, будешь работать и делать то дело, которое ты хочешь», я ответил утвердительно. Со студентами мы уже сделали много чего интересного, так возник «Каренин». Райхельгауз предложил делать то, что мне дорого, что мне нравится, и я его за это очень уважаю, считаю, что такая позиция художественного руководителя на редкость правильная. Меня никто не заставляет, мне просто предлагают какие-то вещи, и я это очень ценю. Я с уважением отношусь и к театру, и к людям, которые в нем работают.
– Почему получается так, что несколько театров в одном сезоне берут одну и ту же пьесу, например «Каренина»? Что говорит ваш опыт художественного руководителя?
– Только то, что все идеи носятся в воздухе и никуда от этого не деться. Когда я был худруком и хотел делать «Анну Каренину» (мы вместе с ленинградским драматургом даже написали пьесу «Дневник Анны К»), меня тогда все отговаривали: «Зачем эта тема сейчас нужна?» И вдруг «выплывают» несколько Карениных в Москве, историческая тема Герцен – Огарев! Я не хочу сказать, что они похожи, но можно найти параллели, значит, это живое, задевает и нужно сегодня, значит, это некий художественный образ. Вот у Римаса Туминаса вышел «Каренин» в МХТ, значит, эта тема просто оказалась живой и востребованной… Режиссеру очень важно, что происходит за окном, как тикают эти часы под названием «Сегодняшний день», важно слышать, на что зритель будет реагировать, потому что без зрителя мы все равно никуда не денемся. Пьесы приходят сами, а у режиссера должно быть чутье.
– Вы можете как-то прокомментировать череду увольнений артистов в Театре Станиславского, возглавляемом сейчас Валерием Беляковичем?
– Я не хотел бы это комментировать. Придя в Театр Станиславского художественным руководителем, я сказал, что год буду работать, смотреть и думать, куда дальше двигать театр. Написал программу на пять лет, не уволил ни одного человека, если они сами не хотели уйти. Дальше нужно было просто омолаживать и двигать театр. Несмотря на какие-то трения, мы выпускали спектакли, ездили с ними на гастроли, о нас писали, на нас обратили внимание. Это была одна из главных задач – чтобы театр вошел в контекст театральной Москвы. Не важно, был спектакль большой удачей или его ругали. Важно, что о театре заговорили, что в него вернулась серьезная критика. И, конечно, сейчас странно, что о театре уже год молчат…
– Все же Театр Станиславского вас «сожрал», как и многих ваших предшественников…
– Ну, как «сожрал»? Официально со мной просто не продлили договор, и это нормально. Мне предлагали уйти раньше, но я сказал, что отработаю три года, тогда и уйду.
– Решение о вашей отставке было принято департаментом культуры?
– Они просто пошли на поводу у артистов. Но все равно этот котел просто закрыт крышкой, а в нем как кипело, так и продолжает кипеть до сих пор. Это неправильно, надо, чтобы этот пар переходил в созидательную энергию… Валера Белякович ведет театр и, видимо, знает, куда его вести, знает, что делает, и сам отвечает за свои поступки.
– Какое у вас впечатление от современной государственной театральной политики?
– Думаю, что театр – это маленькая модель государства, отражение происходящего в стране. Минимума внимания, которое государство уделяет театру, считая, что этого достаточно, на самом деле мало. Но театр как жил, так и будет жить и выживет, несмотря ни на что.
– Но контрактная система окончательно расправится с театральными «стариками»…
– Принятие контрактной системы неизбежно, без нее дальнейшего развития театра не будет. Это неправильно, когда художественный руководитель не имеет права формировать собственную труппу, а должен только ее обслуживать. Другое дело, что, приходя в театр, нужно индивидуально подходить к данному пространству. Естественно, нужно с уважением и пониманием относиться к старикам и людям среднего поколения, которые делали этот театр, надо давать возможность им выходить на сцену – это тактика художественного руководителя, один из постулатов. И это тяжелая работа. За три года руководства Театром Станиславского у меня не было времени ни на себя, ни на семью – я приходил в десять утра и уходил в двенадцать ночи в большинстве случаев. Как человеку свободолюбивому мне было сложно. Но сейчас появилось пространство и огромное количество работы на себя, и мне это нравится. Но это не значит, что я перестал любить и уважать театр. Я воспитан на театре, в нем моя жизнь.
– Расскажите о ваших последних работах в кино. В этом году вы уже успели сняться в нескольких фильмах…
– Параллельно с театральными постановками было две большие киноработы – «Грибной царь» по Юрию Полякову и «Белый мавр» (картина уже была представлена в этом году на «Кинотавре»). Сейчас я снимаюсь еще в трех картинах.
– Вам часто приходится отказываться от предлагаемых ролей?
– Вообще, предложения мне поступают серьезные. За два года, что я свободно существую, не было ни одного неинтересного предложения, вопрос просто в физической совместимости. Помимо театра есть еще много возможностей, что делать, но все равно театр – это театр. Актер, если хочет быть хорошим артистом, должен жить в театре, театр – кузница и для кино, и для телевидения, и для радио, и для эстрады, и для антрепризы.
– А какие планы у вас в качестве режиссера?
– Планы достаточно серьезные, но пока не хочу их озвучивать. У меня и в кино есть планы, и театральные какие-то вещи хочется сделать. Но не хочу делать это в спешке, а спокойно, с удовольствием и с теми актерами, с которыми я найду общий язык.
– В театре это будет антреприза?
– Нет, речь идет о государственном театре. Я уверен, что репертуарный театр сохранится, несмотря на все разговоры. Другое дело, что у него будет другая форма, поскольку в нынешнем виде он существовать не сможет. Нужно создавать новую структуру в театре.
интервью, октябрь 2012 года